Язык дятла

Из всех книжных трендов последних лет самым осмысленным мне кажется мода на чтение книг в кратком изложении. Библиотеки с такими книгами появились совсем недавно, но уже доказали, что речь идет об особом и притом очень нужном интеллектуальном жанре. Даже хорошие книги полны «воды», одни и те же мысли повторяются много раз, чтобы до читателя наконец дошло. Но от этого они не перестают быть ценными! Остается выпарить информацию, как соль из моря. Законспектированная книга оказывается короче раз в 30, позволяет освежить знания через некоторое время и не отрицает чтения полной версии, если книга вас заинтересует.

Из всех книжных трендов последних лет самым осмысленным мне кажется мода на чтение книг в кратком изложении. Библиотеки с такими книгами появились совсем недавно, но уже доказали, что речь идет об особом и притом очень нужном интеллектуальном жанре. Даже хорошие книги полны «воды», одни и те же мысли повторяются много раз, чтобы до читателя наконец дошло. Но от этого они не перестают быть ценными! Остается выпарить информацию, как соль из моря. Законспектированная книга оказывается короче раз в 30, позволяет освежить знания через некоторое время и не отрицает чтения полной версии, если книга вас заинтересует.

Привыкнув читать документальные книжки с карандашом, я, однако, понял, что пересказу поддается далеко не весь нон-фикшн: конспектирования избегает худшая и лучшая его часть. Худшая часть пересказа вовсе недостойна, потому что автор сам не знал, чем хотел поделиться или нес откровенную ересь. Лучшая представляет собой новый жанр, который вернул мне вкус к нелюбимым школьным предметам, заменил романы и напомнил про поэзию.

С ней нон-фикшн роднит «Я» автора, которое, попав в документальную рамку, и не думает маскироваться. Это верная тактика, недаром Дмитрий Быков всегда советует молодым писателям: «Пишите о себе! Всё уже было, а вас еще не было!». Дело еще и в непоседливости. Не каждый автор книги о сексе будет заниматься любовью в рентгеновском аппарате и посещать свиноферму с целью выяснить, испытывают ли хрюшки оргазм («Секс для науки, наука для секса» Мэри Роуч). Периодическая система элементов существует уже не одно столетие, но не каждому подростку придет в голову идея собрать личную коллекцию элементов в одной коробке («Научные сказки периодической таблицы» Хью Олдерси-Уильямса). Разные жидкости сопровождают нас всю жизнь и тем более в каждом полете, о чем однажды по пути на конференцию из Лондона в Сан-Франциско задумался материаловед Марк Медовник — и придумал описать каждый этап полета через какой-то тип жидкости, которая сделала этот полет возможным: от разносимых стюардами напитков до керосина, который поднял самолет в небеса («Жидкости. Прекрасные и опасные субстанции, протекающие по нашей жизни» Марка Медовника). Вроде бы почти все авторы «узкие специалисты», но на деле их книги ценнее десятка учебников и если не заменяют школьную программу, то немало ее оживляют. Ведь в первую очередь это отличная — потому что не из пальца высосанная — проза: как вопрошал Андрей Битов в эссе о Ломоносове с красноречивым названием «Муза прозы»: «Да и может ли мысль, если она мысль, быть выражена слабым слогом?».

Шестеренки этой прозы двигает энергия любопытства, которая должна быть прославлена наряду с утвержденной Толстым «энергией заблуждения». Лучший памятник ей — записные книжки Леонардо да Винчи, один из самых занятных документов человечества. 7200 сохранившихся страниц густо исписаны цифрами и символами: летательные аппараты, театральные декорации, клапаны кровеносных сосудов, советы живописцам, записи об устройстве глаза — твиттер эпохи Возрождения, который вёл «самый беспощадно любопытный человек в истории», как назовут его потомки.

Одна из помет не оставляет равнодушным и через 500 лет. «Опиши язык дятла», напоминает себе художник. Язык… кого? Почему именно дятла и именно язык, а не, скажем, клюв или оперение? Зачем ему это было нужно? Да и как, скажите на милость, он собирался об этом узнать? «Леонардо вовсе не нужны были подобные сведения, чтобы писать картины или хотя бы лучше разбираться в полете птиц. Но вот же, его мучит любопытство, и, как мы еще убедимся, познакомившись с устройством языка дятла, можно узнать немало интересного», пишет биограф гения Уолтер Айзексон.

Его версия жизни да Винчи насчитывает шесть сотен страниц и включает миллион занимательных подробностей, а заканчивается… тем самым языком дятла. «Нет, мне не удалась приблизиться к Леонардо, испытать его озарения или хотя бы отчасти уподобиться ему в талантливости, — заключает Айзексон. — Я не продвинулся ни на йоту вперед, не обрел способности спроектировать планер, изобрести новый способ рисовать географические карты, не говоря уж о создании «Моны Лизы». Мне с трудом удавалось по-настоящему заинтересоваться устройством языка дятла. И все-таки я узнал от Леонардо, что…».

Что понял Айзексон с помощью Леонардо и дятла — это я предоставляю вам выяснить самим, если у вас, конечно, достанет любопытства.

Автор: Сергей Оробий