Сергей Оробий родился и живёт в Благовещенске. Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета.
Автор монографий:
- «"Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского: структура, идеология, контекст» (2010),
- «"Вавилонская башня" Михаила Шишкина: опыт модернизации русской прозы» (2011),
- «Матрица современности: генезис русского романа 2000-х гг.» (2014).
Печатается в бумажных и электронных литературных журналах.
Крепче меди? Выше пирамид? Из десяти книг Алкея до нас дошло только 500 строчек, из 123 пьес Софокла – лишь семь. Вергилий был главной древнеримской духовной скрепой, но Онегин помнил «из «Энеиды» два стиха», а мы уже помним только цитату про Вергилия.
Но и это немало, потому что известна ведь формула: литературой является то, что уходит в язык. Растворяется в нём. Именно на этом основании, например, Виктор Голышев утверждает, что Шекспир у нас еще не переведен как следует: очень немного его афоризмов вошло в русскую речь, «быть или не быть» да «чума на оба ваших дома»*.
Но в языке растворяется не только «мороз-и-солнце-день-чудесный», но и «владимирский-централ-ветер-северный». Андрей Синявский называл блатную песню и анекдот двумя главными вкладами России в культуру ХХ века. «Эти жанры были представлены и в других странах, но только мы, в силу обстоятельств нашей истории, довели их до истинного совершенства», добавил Дмитрий Быков, прочитавший недавно о советском анекдоте большую лекцию. В XXI веке жизнь этих жанров продолжается. И неудивительно, ведь анекдот – блокпост между высокой словесностью и остальным языком. И самое доступное проявление отечественного литературоцентризма: «Пока другие верили и боролись, строили и разрушали, мы рассказывали анекдоты», замечает Быков.
Ох уж этот литературоцентризм – его в дверь, а он в окно. В данном случае – в окно браузера, потому что анекдоты переместились в мессенджеры. Хотя и претерпели изменения. Что такое фейсбучный пост Татьяны Толстой, Джона Шемякина, Владимира Гуриева, Лоры Белоиван? Гибрид афоризма, анекдота, новеллы и физиологического очерка. Правда, этим текстам трудно разойтись на цитаты вроде ильфопетровских или булгаковских, разве что в кругу френдов, ведь фейсбук хоть и один на всех, но у каждого свой.
Кроме того, писание в соцсетях несовместимо с привычным понятием «великий писатель земли русской». Смерть Солженицына – последнего классика в прежнем смысле этого слова – недаром совпала с появлением русского фейсбука (в парфеновских «Намедни. 2006-2010» они на одном развороте, и нельзя нагляднее представить смену эпох: что делал бы Солженицын сейчас? завёл бы аккаунт?). Став для писателей чем-то вроде литературного салона, фейсбук, однако, подталкивает их еще дальше, к долитературной – фольклорной эпохе. Дав слово каждому, но смешав речь письменную и устную, мессенждеры создают (псевдо)устное (почти) народное творчество.
_____________________
* Как Гандельсман переводил «Макбета», а Цветков – «Гамлета»: Александр Генис беседует с Алексеем Цветковым // Радио «Свобода», 23 апреля 2018.
Автор: Сергей Оробий