Юрий Поляков: У власти и культуры должен быть пакт о взаимном ненападении

О культуре, литературе, политике и их месте в жизни человека.

- Юрий Михайлович, год литературы можно считать состоявшимся?

- Он мог бы пройти лучше, если бы не три основных недостатка. Первый: основные мероприятия Года литературы были сосредоточены не вокруг писателей, а вокруг книгоиздателей. Второй: 2015-й не стал годом развития сети книжных магазинов, наоборот, в одной только Москве в 2015 году их закрылось почти сорок. И третий: не уделили должного внимания национальным литературам России. Между тем в стране издаются книги более чем на 50 языках, а о МХАТе имени Чехова на открытии Года литературы не прозвучало ни одного имени национального писателя, не было прочитано ни одной строчки. Это что, вызов нашей многонациональной державе?

Уверен, что Год литературы должен был стать годом возвращения литературы на телевидение. Так как наш образ жизни, к сожалению, во многом зависит именно от ТВ. То, что есть «в ящике», есть в жизни, и наоборот. Да, устроили массовое чтение «Войны и мира». Это прекрасно, но о современной литературе телевизионщики забыли, будто её нет вовсе.

- Тем не менее страна плавно перешла к Году кино, неотделимому от литературы.

- Конечно. Потому что без хорошей литературы и хорошего сценария невозможно снять достойный фильм. Евгений Габрилович, учивший меня писать сценарии, говорил, что сценарий - это полноценный жанр литературы, это пьеса для кино. И если нет хорошей прозы, то и хороших сценариев не будет, что сразу отразится на уровне кинематографа. Режиссёры сегодня мучаются. В неутомимом поиске те же Говорухин, Меньшов, Шахназаров - ищут жемчужину и не находят.

- Где хорошие современные пьесы?

- Пьес уровня Зорина, Розова, Володина, Вампилова просто нет, потому что в последние десятилетия стимулировалось только одно направление в театре - экспериментально-эпатажное. Оно нужно, но оно не может быть доминирующим, так как уровень культуры определяют не крайности, а мейнстрим, то есть тем направлением, которое в той или иной степени принимают в итоге все.

- Ваша последняя пьеса «Чемоданчик» как раз в мейнстриме и оказалась.

- Потому что я не ломаю традиции, а развиваю их. Это жёсткая политическая комедия - редкий нынче жанр. Поставил её народный артист Ширвиндт. У нас в искусстве очень мало политики. Думаю, это неправильно. Сюжет такой: у Президента России украли ядерный чемоданчик, и сделал это офицер, который его носил, - комедия, не трагедия. Заканчивается история тем, что президент приходит за этим чемоданчиком домой к офицеру. В декабре, когда Владимир Путин в Кремле вручал мне награду, я пригласил его на «Чемоданчик» в Московский театр сатиры. Как мне показалось, президент заинтересовался.

- Трудно быть писателем в современной России?

- В жизни выигрывает тот, кто угадал свою профессию. У меня сложилось именно так. Если вы себя ощущаете литератором и одновременно готовы работать журналистом, редактором, делать переводы или, может быть, стать книгоиздателем, то нормальная жизнь и возможность содержать семью вам обеспечены. Но если вы замыслили себя лишь поэтом и кавалером - будет трудно.

- Скажите, почему на слуху одни и те же фамилии современных российских авторов?

- К несчастью, литературный процесс находится под контролем Роспечати. Ею руководят люди уважаемые, но не скрывающие, что они либералы образца 1991 года, снисходительно относящиеся к традиционному направлению, а к патриотическому - с серьёзным предубеждением. По этой субъективной причине в тени целое направление: замечательные писатели Владимир Личутин, Михаил Тарковский, Вера Галактионова, Сергей Алексеев, притом что книги последнего, например, продаются не хуже, чем книги того же Бориса Акунина. Так сложилась ситуация в окололитературном пространстве, что если писатель откровенно говорит о своих патриотических взглядах, то он попадает в стоп-лист мероприятий, которые проводит Роспечать, а уж в лонг- и шорт-листы премии «Большая книга» вообще не попадает. Я неоднократно говорил, что мы увидим замечательных писателей, если в этом сегменте государство изменит политику. Но она не меняется двадцать лет. Не изменилась и в Год литературы.

- Каким образом?

- У власти и у культуры должен быть своеобразный пакт о взаимном ненападении. Они обязаны существовать как равноправные партнёры. В этом партнёрстве деятели культуры обязательно учитывают интересы государства, а оно, в свою очередь, понимает, что как только начнет «строить» культуру и ею руководить, то начнётся стагнация. Например, если власть говорит, что в стране есть межнациональные трения, то не надо обострять национальные обиды с помощью искусства, ибо сглаживают их потом танками. Кроме того, очевидно, что самоокупаемость культуры такая же нелепость, как самоокупаемость картошки, которая сама себя не окучивает. Власть должна понимать, что обязана содержать культурную сферу в достойном положении. Например, учитывать, что часть налогов, которые платят и деятели культуры в том числе, должна идти на поддержку тех, кто свой путь в искусстве только начинает.

- И цензурой не пугать?

- За последние десятилетия в искусстве произошла резкая депрофессионализация. Не стоит путать идеологическую цензуру советских времен с требовательностью к профессиональному качеству, что обеспечивало высокий уровень произведений. Сейчас многие, неспособные эту планку преодолеть по причине недостаточного таланта или усердия, пугают себя и других былой или грядущей цензурой. Мои первые книги были экранизированы при советской власти. И я помню эти заседания в Госкино, где 90 процентов времени было уделено профессиональному разговору: не про то, как сделана лента. По-моему, бездарность и халтуру в искусстве нужно цензурировать беспощадно! Впрочем, у молодых кинематографистов снова появляется школа. Им бы набрать немного нормального мировоззрения, потому что они во многом воспитаны на либеральной эклектике.

- Когда-то вы себя тоже причисляли к либералам, а теперь говорите, что они приспособленцы. Когда случился этот перелом?

- Я получил советское воспитание и либералом в классическом смысле не был никогда. К тому же история России в XIX-ХX веках складывалась так, что нейтральное слово «либерал» в итоге получило отрицательную окраску. Да, мои первые вещи - «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа» - запрещали печатать. Они были критичны в отношении тогдашнего социума, так же как были критичны к своему времени Иван Бунин, когда он писал «Деревню», или Иван Шмелёв, создавая «Человека из ресторана». Я, конечно, не сравниваю наши таланты - я воспроизвожу ситуацию. А потом были «Окаянные дни» и «Солнце мёртвых», а у меня были «Демгородок» и «Небо падших». Это нормальная реакция на случившееся, которое не совпало с чаемым. Писатель всегда хочет больше свободы, чем нужно обществу. Свобода не должна разрушать, но именно на такой «свободе» специализируются российские либералы.

- А что такое патриотизм?

- Это порядочное отношение к Родине. Ничего более. Тебе, скажем, страна дала образование - отработай здесь, а не в Кремниевой долине. Будь любезен по крайней мере, критикуя, выбирать выражения и не желать своей стране поражения в войне. Даже если не разделяешь нынешние устремления своего государства, не надо искать поддержки у геополитических соперников своей страны. Это не украсило даже Солженицына.

- Юрий Михайлович, что вы видите через 100 лет на полках библиотеки с надписью «Мировая литература. Классика»?

- Если книга перечитывается, значит, у автора есть шанс стать кандидатом в классики. Современники часто ошибаются. В 1901-1902 годах устроили опрос: кто лучший современный поэт России? И на первом месте были, если не путаю, Якубович, а на втором, кажется, Глаголь. Сегодня, кроме специалистов, эти имена никому ничего не скажут. В том списке не было ни Блока, ни Фофанова, ни Случевского. А одним из самых читаемых прозаиков конца XIX века вообще был граф Салиас. Хороший писатель. Но всё равно он не дотягивает до нашей классики: Лескова, Толстого, Куприна, Достоевского. Те из нынешних литераторов, кого будут перечитывать через сто лет, и станут классиками.

Беседовала Ксения Редичкина

Источник: polyakov.lgz.ru