Ася Петрова: «Книга скоро станет дорогим арт-объектом»

Ася Петрова пишет недетские книги о главном для детей и подростков: новый сборник рассказов «Взрослые молчат» отвечает на вопрос, что такое «корова в моей голове».

Автор пяти книг прозы, член гильдии «Мастера литературного перевода», переводила Гийома Аполлинера, Жюля Лафорга. За книгу «Волки на парашютах» удостоилась первой премии «Книгуру», книга «Короли мира» принесла Асе в прошлом году Премию имени Самуила Маршака. Кандидат филологических наук, в Сорбонне защитила диссертацию по атрибуции анонимного эротического романа начала XX века. Умеет стоять на голове.

Вы выросли в интеллигентной петербургской семье. Мама — музыковед, папа — член Союза писателей Петербурга. Надо думать, родители вас беспрестанно развивали?

Как только могли! С четырех лет мама водила меня в музыкальную школу. Сначала я училась играть на скрипке, потом перешла на фортепиано, но на самом деле, мне больше всего нравилось петь и, как потом выяснилось, — петь в детском музыкальном театре. Кроме того, и мама, и папа очень много мне читали. Все на свете.

Папа читал (часто наизусть) стихи любимых поэтов — Тютчева, Есенина, Сумарокова, Мандельштама. Еще читал Библию. Не очень детская программа. (Смеется.)

А вот мама перечитала мне всю детско-подростковую классику. Астрид Линдгрен, Памелу Трэверс, сэра Джеймса Барри. А когда я стала чуть постарше — Шарлотту Бронте.

Мне так нравился эпизод, когда Джен Эйр уезжает и не хочет брать у мистера Рочестера больше денег, чем ей полагается,— романтическая сцена!— что я просила перечитывать ее бесконечно. Трудно маме приходилось. Порой на ночь она декламировала мне по три часа.

Друзья семьи любят вспоминать, как приходили в гости, мне было четыре года, я вставала на табуретку и во весь голос читала «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Еще из показательных семейных историй мне нравится правдивый анекдот о том, как папа однажды прочитал стихотворение и спросил у меня, мол, кто написал? Я крепко задумалась и, наконец, выдала: «Ох, наверное, Иисус Христос…»

Следовательно, выбор образования был неизбежен?

В общем — да. Хотя еще это была воля случая. Меня ведь без экзаменов взяли на французское отделение филфака СПбГУ после Всероссийской олимпиады по французскому языку. С первого года университета прошло десять лет! А кажется, это было вчера. Но все происходило стремительно — поездки, стажировки, экзамены, Сорбонна, магистратура, аспирантура — тормозить я не успевала.

Как возникло писательство? На сайте премии «Дебют» вы называете литературным наставником писателя Сергея Махотина.

Писательство возникло само по себе, никто его за уши не притягивал: придумала лет в двенадцать первое стихотворение, и понеслось. Опять же — не помню каких-либо «перерывов на обед». Я писала постоянно, сначала стихи, потом прозу. Стихи совсем не детские, но это и понятно, дети не пишут детских стихов.

А вот первый детский рассказ я написала — открою тайну — специально, чтобы меня взяли на фестиваль молодых детских писателей «Вокруг Детгиза». И меня взяли.

А Махотина я действительно назвала однажды наставником. Дело в том, что Сергей Анатольевич и вправду был первым человеком, который серьезно стал анализировать мои тексты на фестивале. А еще я считаю его самым талантливым современным детским поэтом — в России.

Но то, что вы пишете, не похоже на прозу Сергея Махотина, да?

Не похоже. Прежде всего потому, что я не вполне детский писатель. Я как будто бы вне формата. Знаю, что некоторые мои книги, например «Короли мира» или новый сборник рассказов, книга-перевертыш «Взрослые молчат/Волки на парашютах», читают и взрослые. Мне интересно работать с формой, экспериментировать, придумывать стилистические трюки, обращаться к культурным ассоциациям.

Для меня текст — это как современное искусство. А современное искусство не бывает адресовано детской аудитории. Подростковой — может быть. Например, в книге «Короли мира» множество скрытых цитат — аллюзий на французскую литературу и культуру, современную, классическую, массовую. Из этих цитат формируется своего рода подтекст, история жизни города Парижа, на которую уже накладывается сюжетная линия. Есть мнение, что эту книгу сложно понять не только подростку, но и взрослому.

Например, я пишу о «солнце с перерезанным ухом». Для французской культуры это двойная цитата. Первую разгадать легко. А над второй надо подумать. Кто-то спросит: зачем? Но разве литература существует не ради того, чтобы мы больше думали, воображали? Кстати, подростки очень обижаются, когда им говорят, что они не поймут какую-то книгу. Они даже Достоевского и Толстого в старшей школе читают и стараются понять. А в нынешние времена, когда под рукой каждую минуту Wi-Fi, читатель просто не может открещиваться от мировой культуры, она у каждого из нас в кармане.

Вы часто выступаете в библиотеках. По-вашему, насколько они живучи в современном высокотехнологичном мире?

Пока что библиотеки вполне себе живучи. Некоторые книги невозможно купить, кроме того, уже сейчас покупать книги — дорогое удовольствие. И уж конечно, невозможно найти и скачать в Интернете издание из отдела редких книг, скажем, Национальной библиотеки Франции. С другой стороны, думаю, со временем все может измениться.

Книга, очевидно, станет дорогим арт-объектом. Но пока технологии не на таком уровне, чтобы тот или иной гаджет соперничал с книгой. Лично мне неудобно читать с экрана. Я делаю это по необходимости, и периодически мне снится сон о том, что иллюзорное пространство лопнуло, флешки, жесткие диски и компьютеры сломались, вся информация исчезла и надо вызывать Тома Круза — спасать мир.

Источник: www.sobaka.ru