Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
Интервью

Александр Снегирёв: «Интересно только то, что происходит с нашими душами»

Александр Снегирёв: «Интересно только то, что происходит с нашими душами» 08.06.2016

Новый герой проекта «Книги моей жизни» – писатель Александр Снегирёв, лауреат премии «Русский Букер» прошлого года

Книги жизни Александра Снегирёва

Пушкин А. «Сказка о царе Салтане»

Стивенсон Р. «Остров сокровищ»

Дюма А. «Три мушкетера»

Сэлинджер Дж. «Над пропастью во ржи»; «И эти губы, и глаза зеленые»

Толстой Л «Анна Каренина»

Достоевский Ф. «Идиот», «Братья Карамазовы»

Булгаков М. «Мастер и Маргарита», рассказ «Ханский огонь»

Буковски Ч. «Макулатура»

Зингер И. рассказы «Корона из перьев», «Кафетерий», «Рукопись», «Поздняя любовь»

Уэллс Г. рассказы «Хрустальное яйцо», «Дверь в стене»

Интервью

– Судя по списку, мы имеем дело с романтиком. Первая книга абсолютно романтическая – «Сказка о царе Салтане».

– С романтиком, и еще каким! Почему я выбрал из всего Пушкина именно этот текст… Причина в моем отце, который много читал мне вслух, и на меня это оказало большое воздействие – обожаю аудиокниги. Так вот, из всех сказок Пушкина во мне засел образ той белочки, которая грызет золотые орешки… Я с детства рисовал, хотел серьезно заниматься изобразительным искусством, окончил художественную школу. Для меня важны визуальные образы, и в «Сказке о царе Салтане» – это белочка…

– Белочка?..

– Белочка. Пушкин не просто сюжет нам рассказал, у него всегда великолепные образы, он такой… чувствуется, очень страстный, очень живой был человек. Так что да, белочка. Забавно, там ядра чистый изумруд, а скорлупки золотые. Но у меня это как-то в голове преломляется наоборот, и всегда, когда я вижу башни Кремля, крытые блестящей обливной изумрудного цвета черепицей, думаю об этой сказке. Уверен, эта черепица сделана из тех орешков: то ли из скорлупок, то ли из ядер. Такой фантастический замок оживает передо мной. Спасибо Пушкину за это!

– А превращение в шмеля?

– Вот почему-то превращение в шмеля не впечатляет… Заточение в бочке, которая носится по волнам, еще куда ни шло, а шмель… Мало ли вокруг оборотней-мутантов.

– Значит, главный герой в «Сказке о царе Салтане» у Вас белочка?

– Для меня – да. И не только этой сказки, а вообще всего творчества Пушкина. И не просто белочка, а именно белочка с орешками. Эти изумрудные орешки в золотых скорлупках стали для меня символом истины, а белочка, грызущая орешки, означает познание, поиск, стремление к мудрости. Знаете, что забавно – на глаза часто попадаются некие дайджесты образов Пушкина, его персонажей, и белочка всегда присутствует. Пугачёва – редко встретишь, Гринёв где-то на втором плане, а белочка есть всегда!

– И правда – что нам Евгений Онегин.

– Татьяна-то покруче Онегина будет. А белочка еще круче.

– Кто у нас главный в «Острове сокровищ» – попугай?

– Сейчас подумаем. Попугай меня как-то не взволновал, а вот женщины… Я, наверное, последний, кто подумал, что в «Острове сокровищ» нет женщин?

– Точно не первый.

– А неправда! Там есть женщины. Две: истеричная матушка Джима, которая, упиваясь собственной честностью, пересчитывает монеты умершего Билли Бонса и чуть не приводит и себя и Джима к смерти в самом начале. Но есть вторая женщина, которая, на мой взгляд, куда важнее – это чернокожая жена Джона Сильвера.

Другие интервью Александра Снегирева

– ???

– Она появляется в начале, когда экспедиция отходит в море: указано, что его жена остается следить за трактиром. А в самом конце, когда Сильвер бежит с корабля, когда уже нашли сокровища, пиратов перебили, а Джона Сильвера решили простить, но он, все таки какие-то деньги прихватив, тайно бежит с корабля где-то в южноамериканском порту, и Джим рассуждает, что он, Сильвер, наверняка скоро воссоединится со своей цветной женой, и будут они жить-поживать да добра наживать. И не знаю, как для вас, но для меня Джон Сильвер одноногий, собственно, и есть главный герой романа, потому что он нормальный мужик – у него жена есть.

– Команда корабля – какие женщины?

– Ну, как же! Они на суше пока были, ни у эсквайра, ни у доктора, ни у кого нет ни жены, ни любовницы. Нормально? Капитан этот, Смоллет, полутронутый какой-то. Короче говоря, самый нормальный человек в этом романе – одноногий пират Джон Сильвер, который хоть и негодяй и преступник, но готов понять оппонента и обладает живым умом. Так вот, у этого человека есть жена. То есть даже роман без женщин все равно не обошелся. К чему я это говорю… А вот к чему! Неужели может быть хорошая книга без любви? Нет! Даже, пожалуй, «Остров сокровищ» не подходит под эту матрицу, потому что и в «Острове сокровищ» есть любовь, она где-то на периферии, но тем не менее.

– В романе должна быть как минимум тайна.

– Да, ну поиск сокровищ. Но вот интересно, принято считать, что самое интересное – это любовь. И я искренне с этим согласен. Но получается, что вот видите как, еще и сокровища имеют значение. Вечный выбор между чувствами и деньгами. Я запутался.

– Не-не, все нормально. Нить – она есть. Неужели уже в детстве так волновали женщины в «Острове сокровищ»?

– Женщины волновали всегда, но мысль об их роли в «Острове» пришла недавно. Зато в детстве я обратил внимание на красивые фразы. Чего стоят слова пирата Израэла Хэндса: «Никогда не видел, чтобы добродетель приносила кому-то пользу. Прав тот, кто ударит первым. Мертвые не кусаются – вот и вся моя вера». Библейского уровня высказывание.

Дюма иначе работал, в «Трех мушкетерах» – устойчивая модель человеческих отношений, есть четыре героя, трое бывалых, один новичок. Эти четыре героя совершают невозможное. Простое сочетание основных человеческих свойств: прожорливый бонвиван, печальный мудрец, романтический красавец и мальчишка, который все перетряхивает, с ног на голову ставит. Ничем не отличается от наших трех богатырей плюс д`Артаньян. «Три мушкетера» гармоничная книга с точки зрения жанра и стиля.

«Три мушкетера» дают нам пример, как себя надо вести в тех или иных ситуациях. Но больше всего мне нравится у Дюма, знаете, пожалуй, что? Он не оценивает своих героев. Все его герои любимы автором, мы это видим.

– Не морализатор точно.

– Не морализатор. И вообще это свойственно французской литературе, за что ее очень люблю – они не читают нам мораль. У нас есть с советских времен такое отношение к литературе как к инструкции. Нам кажется, что литература, это…

– Учебник жизни…

– Вот-вот – открыл и делай, как написано. На самом деле это не так. Литература – для кого-то это развлечение, для кого-то повод забыться или отдохнуть, для кого-то инструкция – ради бога. Для меня литература в первую очередь – возможность пережить красоту, которую я вижу.

Я восхищаюсь чем-то, восхищаюсь мыслями, которые иногда меня посещают, восхищаюсь живым человеком, голосом, запахом, неважно чем, и я, так или иначе, это описываю, работаю с этим. Мы же переживаем то, что нам нравится, разными способами.

Способов этих не так много: мы можем то, что нам нравится, купить, съесть, заняться с этим любовью, что угодно сделать, разрушить, кстати, тоже. А можно это пережить через искусство. И я, как и все люди, пользуюсь всеми вышеописанными способами плюс переживаю свою любовь через текст. То есть на выходе получается переосмысленная любовь Александра Снегирёва, которой хочется…

– Поделиться?

– Да-да-да. Литература – это диалог, и мне принципиально важно не читать мораль. Я просто делюсь тем, что люблю. Мне кажется, хорошие книги не должны ничему учить напрямую. То, что родится в вашем сердце по прочтении, это и есть результат. Но ни в коем случае не должно быть написано: ведите себя так и никак иначе, и тогда вас погладят по головке.

Так должны быть написаны инструкции по сбору шведских шкафчиков, там это принципиально важно.

– Литература – не учебник жизни, важно – как она потом отзывается. Или аукается. Вы же не хотите, чтобы, закрыв последнюю страницу книги, впечатлительный читатель пошел и кого-нибудь прикончил?

– Я-то не хочу, но… Все мы знаем, что убийца Джона Леннона нес в кармане…

– Следующую книгу из Вашего списка.

– Да, «Над пропастью во ржи». Понятно, что нет никакой связи между «Над пропастью во ржи» и желанием убить конкретного рок-певца. С другой стороны, в жизни все устроено нелинейно: сколько психов льют кровь под эгидой так называемого добра. «Над пропастью во ржи» – великая книга. Не знаю уж, почему ее полюбили маньяки… Сэлинджер сказал фразу, которая меня поразила: «Мне важно, чтобы после прочтения моих книг у читателя рождалось ощущение чего-то совершенно непонятного».

За точность цитаты не ручаюсь, но суть такая. Это действительно восхитительно, в его текстах это и в самом деле есть. Хороша та книга, после которой вы не знаете вообще, что делать с вашими чувствами. Вот это круто! Литература призвана учить нас испытывать чувства, самые разные. Наша жизнь хороша не тогда, когда мы сытые сидим в тепле, хотя, безусловно, всем нам это нужно, это здорово, а хороша тогда, когда диапазон наших чувств максимален. Есть люди в окружении каждого из нас, которые просто не испытывают чувств по разным причинам.

Некоторые сами себя ограничивают, а некоторые как-то даже счастливы: «я вот ничего не чувствую». Обычно это умышленная позиция ранимых людей, которые боятся страдания. Они рады, что не страдают, но они и счастья испытать не могут. Их можно только пожалеть.

– Эмоциональная ущербность, есть такое.

– Она рождается из страха испытывать боль, из страха испытывать утрату. Причины разные, не о том разговор. Книги помогают нам, показывают, какие вообще бывают чувства. Если бы не было Настасьи Филипповны, мы бы не знали, что есть такой тип женского поведения. Иметь дело с подобной женщиной ужасно, мучительно, но как интересно, как она держит вокруг себя столько мужчин, все эти мужчины испытывают к ней совершенно разное: кто-то жалость, кто-то страх, кто-то хочет ее убить.

Великолепно, когда это в литературе есть. А уж кто как воспринимает импульсы, которые получает из книги… вокруг много людей с нездоровой психикой. Роман «Над пропастью во ржи» хорош тем, что в нем есть какое-то удивительное состояниеС чем бы сравнить… С погодой в конце апреля – начале мая, пожалуй. Бывает ощущение вот такого апреля.

Я, например, счастлив, что могу себе позволить не уезжать никуда на майские. Все рады сбежать из Москвы в отпуск на это время, а я рад, что могу остаться, потому что лучшее время в Москве – майские праздники – цветущие деревья, мокрый асфальт и никого народу. Я сравниваю это время с книгой «Над пропастью во ржи» не случайно, потому что, если вам вдруг захочется испытать то, что можно испытать на улицах нашего города в апреле и мае, то прочитайте «Над пропастью во ржи» – любую страницу, две, и на вас снизойдет эта весна – лучшее время в году. Не то, что вы станете лучше, сильнее полюбите родину, сплотитесь против врагов, поймете, что надо уважать старших, – это не задача литературы.

Задача литературы – создать ощущение сезона, ощущение погоды, ощущение запахов, ощущение цветов, а через это – ощущение вечности, которая повсюду, и встреча с которой нам всем однажды предстоит.

– Тут у нас уже всплывала Настасья Филипповна, поэтому давайте теперь про «Идиота» и «Братьев Карамазовых».

– Да, это любимые. Кстати, я не читал ни одну из них целиком…

– Это какой же отвагой надо обладать, чтобы вот так честно признаться?!

– Я трус, и это иногда подталкивает меня к подвигам. Не уверен, что на свете много людей, которые целиком читали «Братьев Карамазовых». Такие вообще есть?

– Есть.

– Есть? Класс. Ну, а я вот не читал и…

– … и не хочется?

– Еще как хочется, но я пока не справляюсь. Для меня эта книга, знаете, чем важна? Тем, что она типа Библии – ее можно открыть на любой странице и читать. Собственно, почему ее, наверное, целиком и не обязательно читать… Это вообще не литература, это что-то над литературой, это какой-то следующий шаг. Как Библия, она обо всем. Ее можно читать кусками: с одной стороны, в ней есть линейный сюжет, с другой стороны, он так, как бы это сказать, так богато декорирован посторонними сюжетами и мыслями.

Я бы ее сравнил с государством, в котором постоянно что-то происходит: и границы там нечеткие, и столицу переносят, и граждане как-то перемещаются. Постоянно живое, постоянно пульсирующее литературное государство. А еще более точно сравнение – наша вечно расширяющаяся Вселенная. Достоевский устроил Большой Взрыв, и вселенная «Братьев Карамазовых» с тех пор постоянно растет. Достоевский… не знаю, что про него сказать. Он знаете, что еще сделал?

Они с Толстым своими романами сформулировали драматургию современного телевизионного сериала. Абсолютно четко! Фактически, они с Толстым писали сериалы своего времени.

– Просто не знали, как это называется.

– Ну, не было ж телевидения, они писали саги. Они их придумали.

– Как жанр.

– Да, они придумали жанр современного интеллектуального сериала. Их романы и выходили как сериалы – кусками в журналах, поэпизодно. Есть четкие сезоны: первая часть «Идиота», вторая, третья. Есть очень четко разработанные отношения. Если посмотритесь, любой масштабный сериал, я не имею в виду «мыло», я про серьезную драматургию. Скажем, «Клан Сопрано», то это сделано по канонам, которые сформулировали Достоевский и Толстой.

– Почему «Анна Каренина», а не «Война и мир»?

– Мне намного интереснее читать про любовь Анны и Вронского, чем про… хотел сказать, чем про любовь Наполеона и Кутузова. Оба романа замечательны. В «Войне и мире», например, есть сцена батальная, вряд ли кто-то ее помнит, а я от нее балдею. Занимает, наверное, меньше половины страницы: описан эпизод Шенграбенского сражения, случившегося перед Аустерлицем. Багратион ведет в бой какой-то из полков.

Очень интересно описано его состояние, как князь с сонными, красными глазами, с совершенно безразличным лицом едет верхом, конь идет медленным шагом, уже летят ядра, идут каре солдат, ядра попадают в эти каре, кто-то падает, адское месиво начинается, уже видны передние ряды французов, видно смуглое лицо знаменосца, его черная медвежья шапка.

Багратиону явно не хочется всем этим заниматься, это такая рутина героизма: он слезает с коня, ему трудно идти, потому что он не привык ходить пешком, и он на своих кривых кавалерийских ногах идет вперед, и следом за ним русские бросаются в атаку. Чем велик Толстой в своем описании войны, военных действий?

Он показывает подлинный героизм. Покажем себя молодцами, вперед, за родину – этого вообще нет нигде. А есть подлинный героизм – ты видишь, этот человек вообще не боится смерти, что довольно странно, согласитесь. И он идет вперед, кажется, рукой машет и негромко говорит «ура». И дальше уже бегущие вперед солдаты опережают его, и начинается рукопашная.

Это великое мастерство – не описать пошло самые важные вещи в жизни. У Толстого я выбрал роман, хотя, строго говоря, мне нравится рассказ «После бала».

– Почему его тогда в Вашем списке нет?

– Нельзя же делать бесконечный список. Люблю рассказы, а раз уж люблю рассказы, может, перейдем к рассказам?

– «Ханский огонь» Михаила Булгакова.

– Замечательный рассказ. Один из самых лучших его, наверное. 1920-е годы, советская Россия, в некий княжеский дворец приходит экскурсия. Открывает им еще прежний сторож, среди экскурсантов самая разная публика, и какой-то странный тип, видимо, иностранец.

Ходят, они хихикают, картины обсуждают на стенах, фотографии. Уходят, сторож запирает дверь. Ночью этот иностранец возвращается и своим ключом дверь отпирает. Становится понятно, что он – бывший владелец. Что он делает? Сжигает усадьбу. Рассказываю, разумеется, топорно, просто сюжет. Написано великолепно – язык, образы, чего говорить – Булгаков.

В этом рассказе есть что-то самое главное. Достаточно его прочитать, и можно никакую больше книгу в своей жизни не читать вообще. Зная этот рассказ, вы будете знать о жизни все. Это и есть свойство великой литературы. И великая литература часто содержится именно в рассказах.

У Булгакова он не один хороший, но этот у меня любимый. Может быть, потому что я пироман и люблю огонь.

– Считается, что этот рассказ во многом – зародыш «Мастера и Маргариты».

– В «Мастере…» постоянно что-то жгут: и рукописи, которые не горят, и ресторан Грибоедова, который таки сожгли. Я не знаю, приходилось ли вам сжигать какие-то крупные объекты недвижимости…

– Честно? Нет.

– И мне не приходилось. Пока. Но приходилось сжигать крупные вещи, я в деревне часто живу. Сжигать – большое удовольствие. Вообще разрушение, конечно, доставляет наслаждение. В таком не принято признаваться, поэтому я признаюсь. А еще разрушение – это способ любви. Я уже сегодня говорил об этом и повторю.

Парадоксально, но очень часто мы крушим именно то, что нам дорого, что желанно и недоступно. Пытаемся избавиться от зависимости, потому что любовь – это всегда оковы.

– «Макулатура» Буковски – как раз по части разрушения. Это же самый не характерный для него роман. Одни восхищаются, говорят, гениальный и лучший. Другие – что полный отстой, написанный в маразме, или вообще пародия.

– Для меня как раз очень важно, что это не типичный Буковски, потому что он отличный писатель, но, на мой взгляд, перебирал с физиологией. «Макулатура» – замечательная книга. Почему говорят пародия? Там есть, конечно, стилизация под детектив…

– И нуар.

– Кстати, сейчас это дико модно. Интересно, что он предвосхитил эту моду. Простая история, замаскированная под детектив: есть какой-то сыщик-неудачник, его должны выселить из офиса. Начинается роман такими словами: «Я сидел перед столом. По столу ползла муха. Одним ударом ладони я вывел ее из игры». Кич, пошлость, казалось бы, но блистательно!

К герою в офис заявляется роскошная дама и представляется – Леди Смерть. Прямо в лоб. И говорит, что ей нужно найти Селина, мол, он от нее бегает. Имеется в виду Фердинанд Селин, французский писатель. Детектив говорит: «Но он же умер». «Нет, говорит Леди Смерть, не умер, он тут шляется у вас в южном Голливуде, его видели в книжной лавке». И начинается, с одной стороны, довольно безумное, с другой стороны, абсолютно реалистичное повествование.

– Потом появляется Большой красный воробей, марсиане….

– Ага, все приметы безумной истории. Но при этом, когда вы прочитываете эту книгу, понимаете, что имеете дело со священным текстом о самом главном.

– И это о самом главном? Что тогда – самое главное?

– Да, все книги, которые мы здесь обсуждаем, я могу приравнять к священным текстам, потому что все они посвящены самому главному – любви, смерти и еще чему-то, что нельзя описать словами.

– Теперь дошел черед сосредоточиться на вашем любимом жанре – рассказы пошли.

– Мой любимый американский писатель еврейского происхождения и нобелевский лауреат Исаак Зингер. К сожалению, у нас недостаточно известный. Прославился романами «Шоша», «Семья Мускат»… Рассказы у него есть обалденные! Могу посоветовать четыре отборных: «Корона из перьев», «Кафетерий», «Рукопись» и «Поздняя любовь». Да у него полно прекрасных рассказов! Например, рассказ «Поклонница», дико смешной.

– Те, что Вы назвали, – не очень смешные…

– В них чего только нет – и смех, и любовь, и всегда кто-то умирает. В рассказе «Кафетерий» – Нью-Йорк, 1950-е годы, некий кафетерий, где собираются выжившие эмигрировавшие из Европы персонажи, они все коллеги, журналисты. Среди них мелькает женщина.

Известно про нее, что она побывала в лагере, но как-то выбралась, живет с отцом-инвалидом, одинокая, сортирует пуговицы на фабрике. Она слегка с придурью, но еще молода, хороша собой. А остальные посетители постарше, и все в нее немножко влюблены. У главного героя даже есть ощущение, что у них должно что-то возникнуть…

Вдруг она пропадает, одновременно с этим кафетерий сгорает.

– Заговор тайных пироманов.

– Да, огонь явно меня манит. Итак, главный герой жалеет, что компания развалилась: из-за того, что кафетерий сгорел, все стали ходить в разные места.

Еще о Александре Снегирёве

Прошло время, кафетерий восстановили, все вернулось на круги своя и девушка снова появилась – по-прежнему молода и хороша собой. Они снова начинают общаться, и она рассказывает, что однажды вечером опоздала, пришла после закрытия, но в кафетерии горел свет, она посмотрела сквозь щель – там сидел Гитлер и все его приближенные были за столом и явно что-то замышляли: «Я поняла, что они здесь, в Нью-Йорке, и надо что-то с этим сделать. И я сожгла кафетерий». После этой встречи она снова надолго пропадает.

Герой о ней печалится, найти ее не может – ни адреса, ни фамилии. В финале видит мельком под руку со стариком, местным богачом. Герой думает: как хорошо, ну, не со мной, ну, с ним у нее сложилась жизнь, она хорошо одета, хорошо выглядит. Он спускается в метро, и тут у него в голове щелкает: я же точно знаю, что это старик давно умер. Все, конец. У Зингера рассказы чем хороши?

– Короткие, в отличие от «Братьев Карамазовых», можно дочитать до конца!

– И даже такому нетерпеливому чтецу, как я, удается это сделать. А еще сюжетные и содержат в себе какую-то такую неизъяснимую мощь. Была бы возможность, я бы их вам сейчас все пересказал – люблю пересказывать чужие рассказы.

– Вернемся к Сэлинджеру. Не хотелось вместе с «Над пропастью во ржи» про этот рассказ говорить – «И губы, и глаза зеленые».

– Он один из девяти знаменитых рассказов Сэлинджера. Лежат двое в постели – мужчина и женщина. Раздается телефонный звонок: мы понимаем быстро, что звонит муж этой женщины. Он знаком с этим мужчиной, это его друг. Оба – юристы. Тот, с которым женщина в данный момент находится, более успешный. Муж спрашивает: «Не знаешь, куда моя подевалась после вечеринки, я ее потерял из виду». Любовник успокаивает: «Не нервничай, подожди, скоро придет».

Долгий разговор. А женщина, лежа рядом, ногти свои рассматривает. И тут муж говорит: «Слушай, давай я к тебе сейчас приеду, у меня такое состояние, я уже бутылку выпил, мне хочется с тобой поговорить». Любовник отвечает, что это не очень хорошая идея, давай завтра на трезвую голову поговорим. Муж соглашается: «Ты прав, надо как-то успокоиться, наверное, она сейчас вернется, ты прав». И кладет трубку.

Через короткое время раздается снова звонок. Муж говорит: «Она приехала, она вернулась, зря я волновался, все в порядке, это я сумасшедший, не доверяю своей жене». Все. Там знаете, что интересно? Как показана перемена состояния мужчины, который лежит в постели с чужой женой. Мы чувствуем его состояние.

В этот момент целиком меняется его мир. Меняется отношение к этой женщине, к себе, ко всему.

– Все рассказы, романы, которые Вы назвали, про то, что вызывает изменения, иногда внешние, чаще внутренние.

– Если человек прыгает с машины на машину, с небоскреба в бассейн, убивает 25 гангстеров, спасает красавицу, но при этом в его душе ничего не происходит, все это он делал зря. По крайней мере, для меня как для читателя. Интересно только то, что происходит с нашими душами. Это свойство настоящей литературы. Если герой не проходит трудный, духовный путь, если с ним не происходят сильные духовные превращения, то, значит, книжку можно забыть. Или не читать. И можно было ее не писать. Только душа имеет значение.

– Как вы думаете, «И губы, и глаза зеленые» можно экранизировать?

– Думаю, да, как ни странно. Хотя Сэлинджер терпеть не мог экранизации, и, может быть, правильно.

– Хотите сюрприз – экранизация существует. Угадаете режиссера?

– Нет.

– Это первый, даже не дипломный, курсовой фильм Никиты Михалкова, 1967 год. Короткометражка.

– Хотел ведь сказать «Михалков», но подумал, что это будет глупая шутка. Круто! Кто играет?

– Маргарита Терехова, Александр Пороховщиков и Лев Дуров.

– Я думаю, после какого имени смеяться. Пороховщиков играет этого шикарного мужчину?

– Не Дуров же.

–Я вспоминаю героев… Подходят. Терехова – да… она же за весь советский секс отвечала… Это делает честь Михалкову, потому что он выбрал лучший рассказ у Сэлинджера. Это говорит о том, что каким бы спорным человеком ни был Никита Сергеевич, но в литературном отношении мы с ним заодно.

– Мы добрались до фантастического финиша – рассказов Уэллса «Хрустальное яйцо» и «Дверь в стене».

– Я – не большой любитель фантастики, но эти рассказы – исключение. «Хрустальное яйцо» оказало куда большее влияние на мировую культуру, чем может показаться на первый взгляд, кто читал – знает, кто прочтет – поймет. Советую заодно давнишний фильм «Рискованный бизнес» с Томом Крузом. Там тоже фигурирует хрустальное яйцо. А «Дверь в стене»…

Расскажу свежую историю. Пару месяцев назад я оказался в Петербурге, иду, вижу возле памятника Екатерине Великой – красивая стена, забор такой, не наш московский забор из профнастила, не из досок, а красивый каменный забор с завитушками. И в нем открытая калитка. За этой калиткой вижу совершенно фантастический сад – как в рассказе Уэллса.

Удивительно, насколько рядом литература, которую мы обсуждаем. Надо только уметь видеть. Волшебная дверь в стене, которую герой Уэллса ищет всю жизнь, всегда открыта, всегда перед нами. Просто важно понимать, что вот оно, вот. Умение видеть счастье и есть счастье.

Беседовала Клариса Пульсон

Источник: Читаем вместе


Комментировать

Возврат к списку