Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
18+ Здесь мы публикуем произведения посетителей нашего сайта, а также яркие образчики литературы настоящих подонков или, как ее называют сами подонки - контркультурной литературы. Мы стараемся отобрать рассказы не содержащие нецензурную брань, НО, некоторые произведения, несмотря на нецензурную брань, столь великолепны, что мы не смогли их не опубликовать. Поэтому все же велика вероятность, что нецензурная брань будет присутствовать в данных текстах. В случае, если Вам еще нет 18 лет, настоятельно рекомендуем Вам дождаться своего 18-тилетия, а затем читать опубликованное здесь. Мы уверены, что Вам будет интереснее, и полезнее, чем если Вы прочтете это сейчас. Испортите себе все впечатление - все нужно делать вовремя ;)
Короткое чтиво на каждый день Их литература (строго 18+).
Литература настоящих падонков

«Клуб бывших самоубийц» автор: mobilshark

Меня зовут Сыч. Я – никто, такова особенность моего внутреннего «я». Эти встающие раком буквы – бунт на карачках против себя самого. Звучит абсурдно, поскольку у меня есть только сознание своего «я», но самого «я» нет, его лицо стерто. Мое сознание необитаемо. Обрамляющие меня обстоятельства – бесформенная зыбучая явь, но я хочу выбраться из этой мути в гущу событий. Как говорит доктор Мыс, мне надо кончить на бумагу горьким соусом истинной правды, чтобы найти в нем каплю самоуважения.

Для этого требуется мужество, с которым у меня неважно. И я уже боюсь испачкаться об эти буквы, но других у меня нет. 

Мыс заставляет писать так, будто это прочитает куча народа, и с последней точкой мне отрубят голову. Он шутит (надеюсь), что сам это сделает и получит удовольствие от процесса, если я совру. Мы называем его Мысом, потому что фамилия у него Мысловский. Мы – это я и еще двое моих новых знакомых – Бро и Хрон. Доктор сам раздал нам прозвища. Новые имена должны как бы символизировать начало новой жизни. Мы добровольно решили начать ее в клинике "Сияние". Это частный профилакторий для состоятельных граждан, задержанных при попытке к бегству от себя самих. Тут нас пытаются реабилитировать после неудачной попытки самоубийства. 

Мыс считает, что мои тайные желания – ключ к лечению. Но у меня их нет. Я никогда не хотел убить отца, и мне не снился секс с матерью. Хроническое отсутствие секса – единственное извращение, которое я могу себе позволить. Я мастурбирую так часто, что мог бы этим зарабатывать. Нет, есть кое-что, конечно. Например, все исцарапать, искромсать, изломать и распотрошить. Но это – всего лишь желание дойти до сути, родом из детства. Помню, мама купила мне кекс с цукатами. Я выковырял разноцветные фрукты, а мякиш разбросал по столу. Пришли с работы родители, но мне не влетело. Папа назвал меня «маленький тиран большого кекса», и они засмеялись. 

В детстве многим кажется, что все вокруг обычные, и только они особенные, а их родители – подкидыши или слуги венценосного отпрыска. Со мной все было наоборот. Я ощутил свою третьесортность, когда сказал, что хочу быть пастухом или дагестанцем. Родители, видимо, убоявшись, что я овладею ремеслом пастуха в особо извращенной форме попытались застраховать меня от такой посредственности уже на четвертом году жизни. Детство сгорело в топке самых разнообразных кружков и секций. К тридцати годам я умею фехтовать, танцевать в экспериментальном хоре, прыгать с парашютом и выжигать по дереву. Я мог бы возглавить какую-нибудь балетно-диверсионную группу, но я ненавижу группы. 

Я не понимаю, зачем нас собирают на сеансы групповой терапии. Меня и без того раздражают эти двое. У Бро взгляд такой колючий, что может открывать консервные банки, а рожа противная и красная, как менструация. Он, как и многие, хочет видеть рядом кого-то хуже себя и набивается ко мне в друзья, поливая грязью Хрона. 

Хрон хочет приказывать. Так чтобы он кричал, а ему боялись или не могли ответить. Ничтожества заводят для этого детей или собаку. Такие, как Хрон, идут в армию. Ему все время нужно что-то или кого-то  захватывать. Бро в ответ брызжет насмешливой злобой, я ненавижу себя за то, что невольно подчиняюсь. Мир так устроен: собаки вырабатывают преданность, коты – уют, а люди – ненависть...

  Хрон внушает уважение. Он воевал, умирал и, может быть, любил. Ему тоже известно, что за нашим спокойным настоящим, за пределами уютного мира Эвклида, есть пропасть неизведанного отчаяния, черная дыра размером с Юпитер. Я заглянул туда только краем глаза, но мне хватило. 

Вчера Бро дошел в своей самодовольной глупости до предела, и то дерьмо, что ютится в нем, назвал тяжелым характером. Мне хочется расплеваться ему под ноги свинцовыми словами-пулями и смотреть, как он потешно скачет под очередью невыносимых истин:

– Танцуй, сука, танцуй! 

Я чувствую себя в их компании, как между Эросом и Танатосом. Хрон все время рассказывает о своих неудачах с женщинами, но выходит так, будто это вовсе не неудачи. Когда говорит Бро, у меня возникает ощущение, что вместо языка у него жирная блестящая скалапендра. Она скребет и щекочет нёбо волосатыми ножками, и тогда рождаются слова. Меня корежит, но внешне я остаюсь вежлив и спокоен. 

И все равно, какое мнение они имеют обо мне. Плевать мне, что думают другие. Они  – другие. Хотя мое сознание – это чужие слова, за которые я хватаюсь обеими руками, как за оголенные провода. Но раз за разом они не говорят ничего. Просто глядя в зеркало и тыкая в себя пальцем, я могу сказать больше. Ты – не репутация и не деньги, которые заработал. Ты не месиво ощущений, не сумма привязанностей, не суррогат привычек. Не страх смерти, не любовь к ребенку, не инстинкт размножения. Ты – просто обрамленный мясом и костями кусок пустоты, воплощение бессмысленности, непостижимый, как тупик в бесконечности. Из которого, в общем-то, и вышел...  

Когда я подошел к черте, растирая свою личность в труху подобными бреднями, все отношения прекратились. Женщины любили мои деньги, иногда тело, а я не мог позволить себе даже спать с ними. Потому что самая распоследняя блядь есть и этой блядью себя ощущает, а меня нет. И тогда я смирился с данностью: женщина – только предлог для самоудовлетворения, ангажемент на сеанс онанизма. Через месяц жизни с этой мыслью я прыгнул с моста. 

Спасли. А тут появилась Анна... Легко говорить про блядей, про порядочных женщин – куда сложнее, но я попробую. Благодаря ей мне стало лучше. Возможно, помогает телесно-ориентированная терапия Райха, которую мне назначили. Или это нежная сила именно ее рук. Не хочу разбираться. Я чувствую, как страшная и притягательная сила небытия отпускает мое горло. Не знаю, что Анна разглядела за моей вегетативной сущностью. Она одним взглядом может превратить кого угодно в половичок и вытирать об него ноги. А тут я... 

Трудно об этом писать. Но когда она в первый раз коснулась моего члена во время массажа, мне показалось, меня ударило током. Я чуть не упал с кушетки. Потом она стала предупреждать и поглаживала меня там все чаще. Когда у меня вставал, она садилась в кресло напротив и мастурбировала, не говоря ни слова. Первый раз я кончил, даже не прикоснувшись к своему члену. Она сказала, что такое с ней впервые.

Сейчас мне нужно просто уйти от своего «я». Рядом оказалась та, ради которой можно забыть о себе. Пока моя очередная смерть не разлучит нас... Вчера Анна собрала пальцем сперму с моего живота, обмазала свой лобок и протолкнула немного внутрь себя. Я понял, что она мне сказала «да», хотя я ничего не спрашивал.

Сегодня Бро сказал ей какую-то гнусную сальность. Я попытался приказать ему извиниться. Под издевательский хохот этого ущербного человека она холодно попросила меня не вмешиваться в чужой разговор. Красивые не всегда хотят прилюдно показывать, что они чьи-то. Пусть даже обдает меня притворным холодком презрения. Я-то знаю, что она чиста, как ветер, и – моя. Моя! Моя!

Ах, да... еще где-то здесь есть бог, в которого я не верю. Его нет внутри меня, точнее, он тут не бывает, как врач на могилах своих ошибок. Церковь пыталась заманить меня бессмертием. Зная свою тягу к саморазрушению, выход из рая я искал бы на второй месяц блаженства. Проваливайте со своим бессмертием к чертям собачьим. Буду жить здесь и сейчас.

А теперь можете отрубить мне голову.

***

Док, какой правды от меня вы хотите? Буквотерапия – это что-то новое в психоанализе и, в моем случае, бесполезное. Ладно, от нечего делать, придется нацедить вам немного истины в майонезную баночку.

С утра колокола совсем осатанели, не дали поспать. Встань и греши… вон там, там и еще во-о-он там, – так сказал я себе, просыпаясь под церковный перезвон. Выбрали же вы местечко! Те, с крестами по соседству, самоубийц даже отпевать не хотят, а вы их лечите. 

Пока ждал Анюту, от скуки два раза вымыл хуй. Мыс, поскребите по своим  психологическим сусекам и сделайте из этого факта далеко идущие выводы. Потом я подглядывал, как Сыч пишет свою исповедь. Он напомнил мне нежного блогера, который в этих ваших фейсбуках под видом афоризмов постит пидоразмы. Был у меня такой знакомец, поляк. Я сломал ему челюсть за то, что он выпустил газы в моем присутствии. Представьте, картаво, чуть заикаясь и присвистывая, пернул. И улыбнулся, кокетливо сощурив шоколадный глаз. Я ебнул ему с правой, а потом сказал, что дефекты сфинктерной дикции – следствие беспорядочного хипстерства и разнузданного вегетарианства. После этого он долго болел, у него случился инсульт. Наконец, Господь прибрал его к рукам. Вскрытие показало, что он умер от гомосексуализма и угрызений совести. 

Один день, док. Только один сегодняшний день. С какой стати я должен облегчать вам работу? Вы, наверное, рассчитывали на целый путеводитель по моральному захолустью и  достопримечательностям моего былого бесстыдства? Какая наивность... Показывать людям, кто ты на самом деле? За какие грехи?! Для этого нужно быть очень смелым. Или ебанутым. Я где-то подхожу под оба определения, но воздержусь. Боюсь, вы разберете меня на винтики и быстро почините, а я планирую задержаться в этом вашем санатории. Тем более, все оплачено.

  Я ведь, признаться, немного увлекся. Анечкой, вашей массажисткой. Хороша чертовка! Стая ангелов и та передралась бы из-за нее. Ведь дура и блядь, к тому же блядь и дура, а присмотришься, притрешься  – хрупкое божество с пиздой неограниченных возможностей. И все эти достоинства при удивительной душевной пустоте. Но по краям пустоты расположились такие изумительные сиськи! Я немножко в них влюбился и стал ее трахать целиком. Надеюсь, Вы не против? 

  Ничего серьезного. Никаких розовых соплей. Голый секс. Полюбить еще раз  – это целый геморрой. Надо что-то предпринимать, брить подмышки, неистовствовать… Нет, это не для меня. Все то, ради чего пробовал начинать отношения, оказалось бессмысленным и глупым. Я не видел в этой стране ни одной приличной истории любви со счастливым концом. Здесь сильно не Америка. Там хэппиэнд – национальная религия. У нас все заканчивается либо фарсом, либо трагедией. Климат такой, что ли? Люди женятся, любят друг друга в медовый месяц, а потом въебывают на двух работах так, что забывают, какого лешего вообще все это затевали. Рожают детей, берут ипотеку и походя срут друг другу в души, становясь другими. И вот вам сегодня и ежедневно вместо идиллии  фарс-гиньоль с элементами домашнего порно. 

Вы замечали, док, что в браке очень трудно сделать что-то для себя, например, повеситься? Потому что себе ты уже не хозяин. А еще вместе с пресыщением замечаешь, как твоя возлюбленная скоропостижно глупеет. Принадлежать кому-то не очень умному, согласитесь, попахивает идиотизмом. Дабы не прослыть идитом в собственных глазах, я с удовольствием впал в безнадежное распиздяйство после второго развода. Коньяк, женщины и деньги – что еще надо для комфортного блаженства нисхождения? Отсутствие побочных эффектов. (Срывая цветы удовольствий, я собрал целый букет трудно излечимой хуйни). А еще оправдание. Оно тоже нашлось. Ибо самый последний гаденыш и сукин сын взыскует последней истины.

Как бы это покороче сказать? Есть многие на свете жизни, друг Горацио, что созданы проебанными быть. Что может быть честнее для таких как я: сгореть дотла в топке страстей и сдохнуть, не услышав на похоронах о себе нихуя хорошего? И только стакан водки с черным хлебом на помин черной души. Вот и все.

А потом, как говорят у вас в Евангелие, придет день Господень, великий и страшный... И даже вас, такого умного и доброго, не станет. Ничего не останется, все заберут и у мудреца, и у долбоеба. У молодых – молодость, у стариков – мудрость, у богатых – деньги, у праведников – святость. Почему он делает это? Почему умирают и еще обязательно умрут самые красивые, достойные и талантливые? Потому что все это – молодость, святость и богатство – не они. Но разве может хоть кто-то понять это без насилия, по собственной воле? 

Я всегда причинял людям боль, вольно или невольно. Оказалось, не зря. Такие как я нужны. Чем хуже жизнь, тем лучше люди, чем ближе к смерти, тем они чище. Я дошел до того, что всерьез подумывал отпердолить во все щели какую-нибудь великомученицу. Знаете, док, такую крепкую, как дубовый табурет, старушку, которая в глубине души срама не имёт. А что поделать? Гибельные следствия половой распущенности… Жаль, не нашлось подходящей фактуры.

Сюда я попал совсем не оттого, что пытался с собой покончить. Я ведь перед бывшей женой и всеми ее родственниками разыграл свое повешение у нее на дне рождения. О-о-очень натурально получилось. Доставил им пару неприятных, пребольных минут...

Анюта создана, чтобы выносить самую жгучую боль. Сегодня она пришла в своем рабочем халате, под которым ничего не было... Мне дико нравится, как она кончает, когда я трахаю ее в зад. Она засовывает свою пятерню во влагалище, и я слышу, как из глубины ее чрева рвуться на волю такие животные звуки, что даже у меня волосы встают дыбом. Тогда я начинаю ее душить... Она хрипит, трясется, сжимается и кончает, почти задохнувшись...  Я ослабляю хватку, и эта субтильная шлюшечка бьется в оргазме так, что кажется развалит в щепки ваш диван. В такие моменты начинаешь, кое-что понимать...    Мыс, ни за что не угадаете, что она мне сказала. "Кажется, я тебя люблю. И это страшно", – вот ее фраза слово в слово. Клянусь, чего угодно ожидал, но не такого.

Мне кажется, у нее еще кто-то есть. Возможно даже, эта инфернальная бестолочь Хрон. Я пару раз видел, как он смотрит на нее со счастливым ебалом дурака. Это странно, но я ревную. Миллиард лет ничего подобного не ощущал. Я сделал ей комплимент – сказал, что мы встретились, как ледоруб и Троцкий. Кажется, она не поняла. Разве не прелесть? Она не знает, что идеальные отношения должны заканчиваться прохладно, как у Отелло с Дездемоной. Когда-нибудь я не остановлюсь. А хотя бы и завтра... Эта развратная и добрая душа со всеми удобствами заслужила кайфовую смерть.

***

Ох, и задали вы мне задачку, Мыс. Я настолько не умею складывать буквы, что хотел начать с извесного "я старый солдат и не знаю слов любви". Потом одумался: это было бы неправдой. А я пообещал все исполнить по чесноку. У меня так: если пообещал, расшибись, но сделай. Или не обещай. От бати в свое время за это крепко доставалось. Вы ж сказали, написать, как было и как стало. Так и сделаю, будьте спокойны, за крепкое словцо, если вмонтирую, уж не взыщите. Изложу вкратце, а чего не напишу, потом доскажу. 

Женился я рано, по залету. В дочке души не чаял, а вот жена оказалась не моим человеком. Не женщина, а камень в почках. Все ей мало было, все не то да не так. Разошлись. Оставила меня на улице, да я и сам так решил, лишь бы дочке было хорошо. Как-то не заладилось у меня после этого с бабами. 

В армию пошел, а на гражданке ждать меня было некому. Мама умерла от рака, а батя как закеросинил после этого, так и не просыхал. Оно тяжковато, когда тебя никто не ждет. Пацаны письма получали от родных, а я фото дочи украдкой доставал и смотрел, и молился, чтобы живым с ней встретиться. Когда из Чечни вернулся, крышу рвало еще год. А эта падла с дочкой на север к мамаше укатила. Дочь увидел, когда она уже в пятый класс пошла. После армейки пображничал, а как же, и по стройке работать пошел - руки на месте. Сначала все сам, потом людей нанял. Сколотил коллектив хороший, заработки пошли. Людей не обижал, ну и они ко мне тянулись. Я ж еще до работы дурной и жадный, только ей и жил. Баб много всяких крутилось, но как-то все больше мимоходом, на пол-федора, как говорится.

Говорят, война, она не кончается, она всегда с тобой. Правда это. Дочь у меня подросла и вся в маманю пошла, только деньги от меня нужны были. Как-то ее в компании хачей встретил, за патлы схватил. Говорю, они друзей моих на куски рвали, а ты рогатку перед ними раздвигаешь, сучара бацильная!? Она кричит – ты мне не отец, и давай брыкаться. Джигиты впряглись. Ну, им же хуже. Я ломал этих кудрявых ослоёбиков, как цветные карандаши в руках. А она меня при всех прокляла и запричитала над самым борзым "Самид, Самид!". Тьфу!

Заяву на меня написала вместе с друзьями своими. Я все порешал... Но хрустнуло во мне что-то после этого, надломилась душа, как огурец. Как бы это сказать? Ненужным все стало, что ли. Я и работать перестал, просто сидел у телевизора и все. Почти просрал любимое дело. Но только я решил копыта откинуть с петлей на шее, тут же осознал: в жизни нет ничего неразрешимого, кроме того, что я уже шагнул с табуретки... 

Потом вот к вам попал, и не жалею. Соседи странные немного, но мы их разъясним и докрутим до сознательности с течением времени. Тут многое на Анечкиных руках держится. Она мне, кстати, анекдоты во время массажей частенько рассказывает. Говорят, анекдот – остроумие людей его лишенных. Вранье это. Их ведь тоже выбрать нужно уметь. Я, бывало, смеялся, как школьник. И мал по малу понял, что мы думаем одно и то же. А это дорогого стоит. Не меньше, чем промолчать, когда сказать нечего. Хотя это она тоже умеет. 

Я в жизни никого так не хотел. Она же в одежде более голая, чем многие раздетые! А уж когда раздевается... Мы тут немного врачебную этику понарушали. Мыс, это я вам не как врачу, а как мужик мужику говорю. Поймете, думаю. Сами, небось, на нее заглядывались... 

Сдается мне, доктор, я иду на поправку. Жизнь определенно стоит того, чтобы ее прожить. Пройду курс до конца, а потом построю дом где-нибудь над пропастью во ржи. Аня хочет шторы с красными маками туда повесить. И чтоб ребятишек куча... Вчера вот сказала, что беременна, так что будет и на моей улице праздник. В общем, сдаюсь – жгу свой мундир холостяка и ломаю саблю. И в этом прежде всего ваша заслуга. Спасибо, Павел Алексеевич, от всей моей широкой души!

*** 

Мысловский, ты мудак! Надеюсь, у тебя хватит мозгов проверить почту. Зачем ты оставил в вестибюле написанное пациентами? Из глупой ревности? Все трое эти опусы прочли, есть последствия. Включи телефон, у нас чрезвычайное происшествие. Хронин избил Бронникова. Я столько крови никогда не видела. Он в ужасном состоянии, как будто ему разнесли лицо кувалдой. Сейчас в реанимации. Сычев просто сидит и смотрит в одну точку. Похоже на кататонический ступор. У нас полная клиника полиции.  

Что ты наделал? У меня просто нет слов…  Я три года с тобой встречаюсь и ни разу не давала повода ревновать. А тут ты сходу поверил написанному какими-то психами. Я не знаю, зачем они оговорили меня, но твой фокус еще гаже. Паша, приходи домой, давай поговорим. Я тебя люблю. Все еще твоя Аня.

Источник: udaff.com


Возврат к списку