Три вопроса руководителям «толстых» литературно-художественных журналов

Вопросы, о нынешнем положении «толстых» журналов и направления будущих действий.

В начале нового года, который объявлен в России Годом литературы, журнал «Знамя» задал руководителям нескольких «толстых» литературно-художественных журналов вопросы, касающиеся нынешнего положения «толстых» журналов и направления будущих действий.

1. Считаете ли Вы, что у «толстых» журналов сегодня должна быть какая-то общая литературная стратегия?
2. Какой Вы видите сейчас свою аудиторию и насколько, по Вашему мнению, журнал оправдывает ожидания своей аудитории?
3. Задумывались ли Вы об изменении традиционной структуры «толстых» журналов (проза — поэзия — публицистика — критика — мемуары — рецензии)? Скажем, не начать ли, например (по образцу некоторых русских журналов ХIX века), номер с критики или публицистики?

Александр Ливергант (главный редактор журнала «Иностранная литература»)

1. Общей стратегии быть не должно, да и не может. Пусть растут все цветы, и каждый на свой манер. Впрочем, одно в стратегиях должно быть общее: одаренные авторы. А еще то, чего пока ни у кого из нас нет: быстрый, динамичный критиче­ский отклик на интересные литературные явления; медленно раскачиваемся.

2. Аудитория «ИЛ» разномастна: немолодые провинциалы, голосующие за традиционные литературные жанры и приемы, и столичная молодежь, которой больше по душе нон-фикшн и постмодернизм и в прозе и в поэзии. Если же считать, что у «толстых» журналов все же есть единая аудитория, то она, во-первых, немолода и, во-вторых, редеет. В любом случае эта аудитория скорее виртуальная, чем «бумажная». Вопрос о будущем литературных журналов тактично задан не был, но, как мне кажется, будущее, если оно и есть, у нас весьма скромно. Что вовсе не значит, что из страха, что нас не читают, мы должны опуститься на массовый уровень: там нам делать нечего, мы эту литературу не чувствуем.

3. Не только задумывались, но уже не первый год ее осуществляем: считаем документалистику во всех видах (дневники, мемуары, письма, путевые очерки, докуроман), по крайней мере, не ниже fiction. И, бывает, ставим эти жанры наверх, с них начинаем, а «художкой» содержание замыкаем.

Насколько я понимаю, у «Знамени» примерно такие же приоритеты, а вот «Новый мир» и «Дружба» смотрят на дело традиционнее.

Андрей Василевский (главный редактор журнала «Новый мир»)

1. Долженствования тут нет. Но фактически «общая стратегия» есть. И это не результат «сговора». Видимо, традиции (некоторые скажут: инерция) русского толстого литературного журнала и традиционная же структура номеров ведут главных редакторов и сотрудников разных изданий примерно в одном направлении. И даже отношения некоторой конкуренции между нашими журналами, как ни смешно, делают издания более схожими, поскольку эта «конкуренция» (разумеется, не коммерческая) осуществляется в одной и той же логике.

2. Когда-то я ее представлял. Может быть, ошибочно, но образ аудитории был. Сейчас труднее. Понятно только, что аудитории бумажной и электронных версий журнала если и совпадают, то случайно. Думаю также, что ожидания наших читателей так различны, что оправдать эти ожидания одновременно не представляется возможным.

3. Задумывался, но только затем, чтобы укрепиться в мысли, что менять эту структуру не стоит. Она очень удобна для наполнения самыми разными материалами, в том числе такими, которых несколько десятилетий назад и представить себе в нашем журнале было невозможно (напомню, что в 2015 году у нас 90-летний юбилей). Не стоит — я это говорю применительно к «Новому миру». Другие пусть изощряются, мы на них посмотрим.

Анна Сафронова (главный редактор журнала «Волга»)

1. Здесь лучше, чем Сергей Павлович Костырко, куратор «Журнального зала», не скажешь: «…ядро “ЖЗ” составляют журналы, редакционная политика которых связана с вопросами художественной и интеллектуальной состоятельности публикуемых текстов, в отличие от журналов, ориентирующихся прежде всего на идеологическую остроту…».

Очень надеюсь, что наша работа соответствует этим принципам. Другое дело, что есть такая загадочная вещь, которую я бы назвала «феноменом дискуссии». Часто выходит так, что самые «правильные» вещи в унисон говорятся совершенно противоположными людьми — с диаметрально противоположными взглядами на литературу, на отношение литературы к политике и т.п. О художественности как о главенствующем принципе не заявил только ленивый, а практика показывает иные результаты.

Сейчас положение особенно сложное. Литераторы не могут не откликаться на ситуацию в стране и мире (я не говорю о «культурной ситуации», потому что она неотделима от политической). И, следовательно, в редакцию все больше и больше поступает произведений, в которых эта ситуация так или иначе отражается-преломляется. Редактор ведь не может просто игнорировать тексты, в которых, к примеру, есть слова «Путин», «Крым» и т.д. Вычислять политическую настроенность автора? Непродуктивно. И, в общем, мы пытаемся решить этот вопрос как-то по-детски просто, примерно так: если у автора задача не художественная, а любая другая (карьерная, политическая и т.п.) — то это не наш автор. Очень важно не поддаться азарту обличения — чего бы то ни было. Важна интуиция, чутье на художественность. От ошибок здесь никто не застрахован, конечно.

Что сказать об общей для «толстых» журналов литературной стратегии, я не знаю. Спасибо «якорю» в лице «Журнального зала» — а в повседневной практике каждый журнал «умирает» в одиночку.

2. Надеюсь, наша аудитория достаточно широка. Аудиторию ведь определяют авторы. Возьмем самый скромный показатель — возрастной. У нас для авторов нет возрастного ценза. Например, в № 9–10 есть автор 1926 года рождения — и есть автор 1990 года рождения. Разница, как видите, более шестидесяти лет. И, соответственно, читательская аудитория у нас не исчерпывается определенной возрастной группой. В географическом отношении — то же самое: мы представляем авторов вне зависимости от места их проживания, печатаем и российских авторов, и зарубежных, нас очень любят эмигранты. (За последних в свое время «Волгу» выбранил Виктор Топоров: «Волга» легла под захолустное зарубежье — как-то так он выразился. Впоследствии, правда, определил нас чуть ли не в журнальные лидеры. Запоздалое спасибо ему за внимание к нам.) В самом же главном, в эстетических принципах, мы избегаем жесткости и привязанности к какому-либо направлению или школе — и, соответственно, к нам толерантны авторы и поклонники многих направлений и школ, а также те, кто школы и направления отрицает.

Я не знаю, оправдываем ли мы ожидания аудитории. Раньше четким показателем читательской любви был рост тиража. В нашей ситуации этот фактор не работает. Приходится судить по косвенным вещам. В частности, по так называемому «самотеку». Если вдруг в нашей почте начинают преобладать откровенно графоман­ские тексты и уменьшается количество достойных, сразу думается: раз нас так воспринимают — значит, что-то пошло не так, что-то мы не так делаем… Есть еще множество мелких косвенных показателей любви-нелюбви читательской аудитории, но это разговор бесконечный.

3. Нет, не задумывалась. Критика и публицистика тоже ведь своего рода «художество». Не так давно в отделе редких книг библиотеки Саратовского университета читала «Современник» Пушкина, первый том, 1836 год. Там всего два (!) раздела: «Стихотворения» и «Проза». Так вот, в разделе «Проза» не только «Коляска» и «Утро делового человека» Гоголя, не только «Путешествие в Арзрум» самого Пушкина, но и «О движении Журнальной Литературы в 1834 и 1835 г.», а также «Разбор Париж­ского математического Ежегодника» Кн. Козловского, «Новые книги», «Париж (Хроника Русского)» и много чего еще. Причем довольно-таки вперемешку.

Мне — как призывают нынче говорить в социальных сетях — «нравится».

Сергей Беляков (заместитель главного редактора журнала «Урал»)

1. На мой взгляд, у «толстых» журналов есть общая литературная стратегия. Они структурируют литературное пространство, просто принимая одни тексты к публикации и отказывая другим. Без журналов литературный мир сдвинулся бы в сторону Прозы.ру и Стихов.ру, а критику заменили блоги. Журнал вносит в литературу порядок, систему, иерархию. Так было и так будет.

2. Наша аудитория, по моим наблюдениям, распадается на несколько групп.

Во-первых, читатели, которые все еще покупают журнал. Он продается в книжных магазинах Екатеринбурга, хотя за пределами города его достать довольно трудно. Это читатели от сорока лет, люди образованные. Образованные — это не значит люди с дипломами. Такие дипломы уже скоро будут давать домашним котам и собакам. Речь о людях, которые привыкли много читать, умеют находить нужную им информацию, ценят и знания, и свое время. К сожалению, таких все меньше. Кроме того, журнал, естественно, покупают авторы. Передают его своим друзьям и родственникам.

Во-вторых, это читатели нашей страницы в «Журнальном зале» и нашего сайта. Они интересуются современной литературой, но обычно не готовы заплатить за журнал даже сто рублей. Или же готовы, но живут далеко от нашего города и не желают связывать себя подпиской на «Урал».

Наконец, есть еще одна категория читателей: люди случайные. К ним относятся как родственники и друзья авторов, о которых я уже писал здесь, так и посетители презентаций журнала и общественных дискуссий, которые редакция «Урала» уст­раивает время от времени. Вход на такие мероприятия свободный, журналы часто раздают бесплатно, почему не зайти? Кто-то из них становится читателем журнала, переходя в первую или во вторую категорию, но таких ничтожно мало. Впрочем, эти наблюдения не опираются на сколько-нибудь серьезные статистические данные.

3. Не думаю, что есть смысл менять местами стихи и критику или публицистику и прозу. Далеко не все, вопреки распространенному стереотипу, открывают номер с конца и начинают читать критику. А такая перестановка текстов больше всего напомнила бы басню Крылова «Квартет». Если читателю журнал неинтересен, то ему все равно, чем журнал открывается, подборкой стихотворений или обзором новинок литературы. Литературный журнал консервативен по своей природе, и это, я полагаю, неплохо. Другое дело, что сейчас и консервативному журналу необходимы некоторые перемены, некоторые реформы, но в чем они должны заключаться, я пока сказать не могу.

Андрей Арьев (соредактор журнала «Звезда»)

1. Общая литературная стратегия, по-моему, должна исходить из одного основополагающего для любой культуры положения: мы не должны забывать, что культура долговечнее любой социальной, тем более — политической, системы, что она преодолевает любые границы времени и пространства. Соответственно, нечего гоняться за массовой аудиторией, заботиться о так называемых «рейтингах», т.е. критериях, которыми, увы, склонны руководствоваться не только чиновные «руководители», но и сами творцы. Стоит помнить: при жизни Пушкина Фаддей Булгарин издавался большими, чем он, тиражами. И, между прочим, не только в России, но и в Европе. А какой-нибудь Дюкре-Дюмениль со своим романом «Селина, или Дитя тайны» печатался в то же пушкинское время тиражом, превышающим миллион экземпляров. Ну и где теперь этотДюкре и где его «Селина»?

2. «Звезда» не стремится оправдывать чьих бы то ни было ожиданий. С читателем мы надеемся только на диалог, на взаимопонимание.

3. Если «толстые» литературные журналы представляют собой репродуцирующий отечественную культуру в ее целостности, сложившийся за два века культурный организм, «ризому», как сказал бы современный теоретик, то отказываться от почвы, предающей нашей культуре своеобразие, смысла нет. Другое дело, что нужно как-то решать проблему с электронным бытованием журналов, с тем, что из-за неурегулированностивопроса оплаты электронных версий журналам грозит финансовый крах. В то же время от бумажной версии отказываться ни в коем случае не стоит. Литература для нас с детства была, так сказать, осязаема, была частью нашей среды обитания — и лучшей ее частью. Отделываться от нее — это значит стремиться в пустоту. Ну и, в конце концов, Интернет может быть отключен или заблокирован в одну минуту, а журнальная книжка — разве что сожжена, что в полном объеме технически неисполнимо.

Ирина Барметова (главный редактор журнала «Октябрь»)

1. Слово «стратегия», даже если оно снабжено прилагательным «литературная», настораживает: веет искусством полководца и театром литературно-военных действий…

Полагаю, что у всех «толстых» журналов сейчас одна общая забота — в очень непростых условиях сделать все зависящее от нас, чтобы сохранить «толстый» литературный журнал как феномен русской культуры, нематериальное национальное достояние России. А «толстый» журнал уж в свою очередь будет поддерживать и повышать духовное сознание нашего многонационального общества, сохранять и развивать русский язык как самый главный скрепляющий фактор.

Написала и подумала: а может быть, глядя в зеркало, журналы видят не себя, а прекрасно далекое?..

2. Мы руководствуемся лишь своими «доморощенными» наблюдениями. Конечно, хотелось бы профессионально определить нашу аудиторию, но это стоит денег, которых у журнала не хватает.

Поэтому журнал предполагает; аудитория его — это в большинстве своем интеллигенция, интеллектуалы среднего возраста, еще — все те, кто пользуется библиотеками. Если посмотреть на интернет-пользователя, то здесь больше молодых людей. Но допускаем, что мы и ошибаемся.

О читательских ожиданиях. Думаю, что в большей степени не журналы, а современная литература оправдывает или нет ожидания аудитории. Журнальные выпуски даже при самом тщательном и одновременно тематически широком отборе произведений дают лишь часть общего литературного ландшафта, который в целом может быть и не так хорош. Механизм прост: писатель пишет, журнал отбирает лучшее и печатает.

Мой скромный опыт встреч с читателями дает основания предполагать, что аудитории хотелось бы больше произведений, приближенных по времени к нашим дням.

Но читатель не всегда прав. Серьезный писатель, как правило, дистанцируется от слишком близкого соприкосновения с современностью. Если представить себе произведение как превращение жизни в текст, то текст — это воображение, а жизнь — это память. Поэтому сейчас много романов о нашем прошлом: далеком и не очень. Без этого осмыслить настоящее невозможно. Во многих этих текстах, кстати, есть и прямые аллюзии на сегодняшний день.

3. Можно, конечно, начать и с критики. Отчего же нет?

Самое главное — какую творческую задачу ставит перед собой журнал.

Могу ошибиться, но, кажется, разделение русской словесности на прозу, поэзию, публицистику и критику впервые применил в своем журнале Николай Карамзин.

Каждый журнал волен изменять этому принципу, исходя из концепции журнала или конкретного номера.

Ну вот, как тут не скатиться к разговору о прекрасно любимейшем предмете — журнале «Октябрь», который не боится эксперимента и т.д. Давно мы делаем номера, посвященные, например, путешествию: Литературному экспрессу Москва — Владивосток, или поездке французских и российских писателей по Енисею, или литературным впечатлениям от Фестиваля в Сен-Мало, а вот № 10 журнала «Октябрь» за прошлый год вообще не имеет никакой рубрикации и целиком посвящен короткой и сверхкороткой прозе.

Год литературы наступил. Для литературных журналов это обычный год, так как у «толстяков» каждый год — год литературы. Поэтому закончу новогодним посланием Николая Гоголя, который 180 лет назад искренне пожелал русским литературным журналам: «…чтобы с текущим годом более показалось деятельности и при большем количестве журналов явилось бы более независимости от монополии, а через то более соревнования у всех соответствовать своей цели. По крайней мере заметно какое-то утешительное стремление уже и в том, что некоторые журналы с будущим годом обещают издаваться с большим противу прежнего рачением».

Александр Эбаноидзе (главный редактор журнала «Дружба народов»)

1. Общей литературной стратегией «толстых» журналов должны оставаться профессионализм и высокая требовательность к качеству публикуемых текстов. Другими словами, защита культуры, как осажденной цитадели. В условиях рынка дело вполне безнадежное....

2. Наша аудитория — уходящая натура. Ее расширение (омоложение) возможно ценой долгих, целенаправленных усилий. Хотелось бы, чтобы объявленный Год литературы сделал почин в этом направлении.

3. Изменение традиционной структуры журнала (например, выход в авангард публицистики) может стать уместным в случае возвращения журналов с обочины общественной жизни в эпицентр. Что касается критики, то, в нынешних условиях это дело настолько внутрицеховое, что ее пребывание в обозе вполне обосновано.

А в целом же только приливная волна может изменить ситуацию в культуре, в том числе сдвинуть с мели литературные журналы.