Томас Видлинг, «русский» литературный агент в Германии: Русские не идут!

Томас Видлинг — «русский агент» в Германии. Через его Wiedling Literary Agency российские писатели находят западных издателей. В 2017 году агентство оказалось в центре скандала: для писательской лодки Захара Прилепина этот шлюз отныне закрыт. Журналист и писатель Дмитрий Губин встретился с Томасом Видлингом в его мюнхенском офисе, чтобы поговорить о cитуации с изданием русской литературы в Европе.

 — Вы можете объяснить одной фразой причины вашего разрыва с Прилепиным?

 — Сначала я хотел бы сказать про шлюзы, чтобы не… порождать напрасных надежд. Ко мне рукописи на русском приходят ежедневно. Но читать каждый день по роману невозможно! Опыт прошлых лет показал, что из самотека ничего интересного для издателя выловить не удается, хотя иногда я и рисковал. Удается — когда есть рекомендации, личные знакомства и так далее. И вредно будет, если кто-то прочитает это интервью и пошлет мне свою книгу. Потому что я ее читать не буду. Пусть я шлюз, но шлюзу нужен фильтр! Мне нужно, чтобы вокруг книги уже было что-то. А дебютант ниоткуда — нет, это не работает.

 — А у Прилепина от кого рекомендация была?

 — Если не ошибаюсь, от Леонида Юзефовича, семинар которого в Литинституте Прилепин посещал. И я прочитал первую книгу Прилепина, «Патология». Она была написана свежим языком, с огромной мощью! В ней открыто говорилось об энергии насилия в русском человеке, которая проявляется как на войне, так и дома.

 — Так что заставило отказаться от сотрудничества?

 — Он перешагнул красную линию, которая существует лично для меня, — когда объявил, что в Донбассе брал в руки оружие и заставлял воевать на Украине свой, если не ошибаюсь, батальон!

 — От сотрудничества с Хемингуэем, который с пистолетом в руке в 1944-м врывался в Париж, вы бы тоже отказались?

 — Современные вещи не объяснить вещами из прошлого. Селин — Селином, Хемингуэй — Хемингуэем, а Прилепин — Прилепиным. Я не знаю, что сделал бы тогда.

 — Но 22 книги Прилепина, переведенные на 12 языков, по-прежнему значатся в портфеле вашего агентства. «Обитель» вышла в Италии и Франции в 2017-м. В чем же ваш разрыв отношений?

 — Лицензии на издание этих романов были куплены давно. «Обитель» — большой роман, его перевод может занять год. Я не должен ставить в тупик издательства, которые уже начали эту работу. Я — посредник между издателем и писателем. И я обязан обязательства выполнять…

 — Извините за цинизм, но в сегодняшней России принято за всем искать денежный подтекст. Вы…

 — Я на Прилепине больше не зарабатываю. Он на своих переводах — да, зарабатывает, потому что продолжает получать процент от проданных лицензий. Но мое решение не в том, чтобы вводить против Прилепина санкции. Я против санкций. Просто я не заключаю новые контракты и отказываюсь зарабатывать на старых. Все полученные от продаж книг Прилепина посреднические проценты я теперь перечисляю Amnesty International. Для меня это принципиальный момент.

 — В чем измерять популярность русских писателей? В деньгах или в тиражах?

 — Тиражами успех русского писателя за рубежом измерять нельзя. У всех, даже самых известных, здесь маленькие тиражи — и у Сорокина, и у Шишкина, и у Прилепина. Ну, может, только у Улицкой или Акунина большие, и они могут жить на роялти. Это когда больше 50 тысяч экземпляров. Поэтому я измерял бы успех ролью в литературе. Это когда складывается представление том, кто такой Сорокин и какого типа вещи он пишет.

 — Я вот о чем думаю… Грубо говоря, в каждом немецком симфоническом оркестре есть хотя бы один русский музыкант.

 — И не один!

 — А вот в немецких книжных магазинах — сколько там русской литературы?

 — Я не знаю точной статистики, но меньше 1%. Как и французской. 90% всей переводной литературы в Германии — это англоязычные книги. А 10% делятся между всеми остальными языками. И 1% — это вся русская литература, включая новые переводы классиков. Сейчас это очень успешно — новые переводы Толстого, Гончарова, им издатель дает такую рекламу! «Жемчужины из архивов!»

 — Представьте, что у вас всего три книжные полки. На первую надо поставить те русские книги, что лично вам очень нравятся, на вторую — те, что принесли вам наибольший доход, а на третью — тех русских авторов, что наиболее популярны в Германии.

 — На второй полке, конечно, были бы фэнтэзи — Глуховский, Лукьяненко, Пехов, Русс. Раньше там бы стояли еще и триллеры — Акунин, Дашкова, — но сейчас время триллеров прошло. На третьей полке — Улицкая, Сорокин, Достоевский, Толстой…

 — А Толстая?

 — Нет, Толстая — нет… А первая полка, мои любимцы — это Сорокин, Шишкин, Сенчин, Юзефович и еще один автор, который мне кажется сногсшибательным, но непродаваемым — Дмитрий Данилов. И, конечно, еще Зайончковский. У него такая маленькая тихая проза, которую очень стоило бы переводить, но у западного рынка другие потребности — большой роман, четкий сюжет, русская жизнь… при этом не слишком русская, чтобы не было скуки… Да, еще лично мне очень Алиса Ганиева нравится и Евгений Гришковец. Вы знаете, личный вкус — это очень важный элемент в работе агентства. И те примерно четыре агента, которые занимаются продвижением в Германии русской литературы, — мы, конечно, соперники, но с другой стороны — коллеги. Потому что вкусы у нас очень отличаются, и это хорошо для автора. Издатель должен чувствовать мой восторг и понимать, что я предлагаю очень нужную книгу! Тут холодные американские рекламные трюки не проходят.

 — А какие темы, пришедшие из русского мира, вообще сегодня в Германии обсуждаются, вызывают отклик?

 — Весь ХХ век: то есть интересны судьбы, семейные истории, интересна семейная сага.

 — Такие русские «Будденброки»?

 — Да. Что происходило в ХХ веке с людьми. Или необыкновенная судьба человека сегодня — но только не в Москве, а в провинции. Я сейчас говорю о художественной литературе. Люди хотят, по-моему, — и об этом говорил на Франкфуртской книжной ярмарке знаменитый нью-йоркский литературный агент Эндрю Уайли, — читать про те же вещи, что происходят с ними, но в варианте другого опыта. То есть как учат детей в русских школах — это неинтересно. А любовь, судьба, война — интересно. Вторая мировая война до сих пор вызывает большой интерес.

 — В России только что вышла книга бывшего редактора Penguin Джоди Арчерс и специалиста по искусственному интеллекту Мэтью Джокерса «Код бестселлера». Там 4 ингредиента успешной книги: 1) реализм успешнее фантастики; 2) доминировать должна одна тема; 3) сексуальная тема вообще успеха не приносит; 4) лучше всего писать о том, что лучше всего знаешь. Вы согласны?

 — Да! Да! Правильно! Абсолютно точно! Выдумывать то, чего не знаешь — это слабая стратегия, она не работает. Но лично знать — это не обязательно описывать свою судьбу. Просто у автора должен быть жизненный опыт во многих сферах. Все эти школы creative writing — уже и критики жалуются, что у их выпускников нет жизненного опыта! Они со школьной скамьи переходят в университет, берут курс сreative writing, и в университете пишут первый роман. А потом прыгают с гранта на грант, со стипендии на стипендию, это позволяет жить, но опыта не прибавляет. Получаются искусственные книжки на основе знаний, добытых в библиотеках.

 — В школе creative writing Майи Кучерской я недавно вел класс нон-фикшн, и возник вопрос, есть ли у русского нон-фикш шанс быть изданными на Западе. И стать бестселлером, как стал в России, скажем, «Очаровательный кишечник» немки Джулии Эндерс. Давайте проведем эксперимент: я вам буду называть темы книг, которые мы в школе придумали, — а вы оцениваете их перспективы в Германии. Итак, первая книга: как выглядит мир глазами пациентов психиатрических больниц.

 — Нет!

 — Книга о трансгендерах.

 — Русского автора? Нет! У нас такие книжки иногда выходят в очень маленьких издательствах.

 — Книга о современном радикальном феминизме в России.

 — Нет! У нас своего радикального феминизма хватает.

 — Книга о том, почему Пушкин — действительно «всё» русской культуры.

 — Нет! Пушкин немцам не слишком близок.

 — Книга о том, как воспитать ребенка-билингву в семье, где родители говорят на одном языке.

 — Нет… В Германии ребенок-билингва — это обычное явление. В каждом классе таких несколько.

 — Книга-травелог о том, как выглядит Европа глазами девушки-пикаперши, которая знакомство с каждой новой страной начинает со знакомства с парнями.

 — А вот это — интересно! Может быть, потому, что наши девушки не настолько смелые, чтобы так поступать… Но скажите — а почему никто не предложит нон-фикшн, например, о серийных убийствах во времена Сталина? Речь не о репрессиях, а об обычных буржуазных преступлениях, которых, по идее, в коммунистическом государстве не должно было быть? Ну, историю такого советского Джека-Потрошителя? Или травелог — книгу путешествий по России? Но это должен быть свой опыт: нужно знать, как люди живут!.. У меня была одна такая книга. Но, к сожалению, в ней много было пересказов чужих рассказов. То есть это был опыт не собственный, а опосредованный. А вот первая книга того же автора была прекрасна. Это был дневник 14-летней девочки, живущей в Чечне во время войны. И ее опыт — хождение по мукам в России, когда они сбежали из Чечни. Но, к сожалению, во второй книге этой непосредственности уже не было.

— А в вашей истории была книга-взрыв, совершенно для вас непредсказуемый?

 — Ух! Может быть, Акунин в 1990-х… Кто бы ожидал, что исторический милый детектив будет таким успешным! Потому что такого жанра у нас не было в переводе… Причем романы Акунина были успешны как сериал. Это в чем-то даже удивительнее успеха Умберто Эко, который «Именем Розы» один раз выстрелил — и все… Еще один маленький взрыв, потому что у русской литературы на Западе больших взрывов не бывает, — это «Жизнь и судьба» Гроссмана. Вот у Гроссмана были все необходимые для романа ингредиенты…

 — У русских писателей есть убеждение, что заработать на книге можно, только если тебя переводят в Европе или Америке. В России гонорары, как правило, ничтожны. Как и тиражи. Насколько это убеждение верно? И насколько литература может прокормить сегодня, скажем, немецкого писателя?

 — А у меня впечатление, что в России гонорары намного больше! Еще в начале 2000-х АСТ и ЭКСМО гонорары платили огромные!

 — Картина художника Максимова «Всё в прошлом».

 — Да? Сегодня издание на Западе дает престиж, но не деньги. Причем у немецких писателей такая же ситуация. Немецкий начинающий писатель может рассчитывать, не знаю, на 15 тысяч евро аванса. И как он сможет на эти деньги семью прокормить? У нас 800 евро в месяц — это официальный уровень бедности! Только такие сверхпопулярные писатели, как Даниэль Келльман с его бестселлером «Измеряя мир», это про Гаусса и фон Гумбольдта, или Юлия Це — вот они могут жить на роялти! А начинающий писатель на литературных вечерах заработает больше, чем на книге…

 — Русские издатели говорят, что тиражи маленькие, потому что все уходит в цифру. Верно ли, что электронные книги убивают книгоиздание?

 — В Германии электронные книги еле-еле достигают 5% всего книжного оборота. И хотя пиратство у нас тоже есть, но оно несущественно.

 — Еще есть идея, что у художественной литературы вообще закончился срок годности. На смену ей приходит нон-фикшн. В России невероятно популярны Хокинг, Докинз, из русских — Александр Марков, Ася Казанцева. Что вы думаете?

 — В этом мы сильно расходимся c Галиной Дурстхофф, она тоже занимается русской литературой в Германии. И она уверена, что фикшн уже никому не нужна, только нон-фикшн! Она представляет интересы Алексиевич, Белковского, Зыгаря… Но я — человек художественной литературы, и считаю, что есть свои преимущества у чтения о знакомых вещах в форме романа. Да, аудитория становится меньше, но я редко занимаюсь нон-фикшн. Может быть, еще и потому, что западные издатели не признают качества российского нон-фикшн. Они предпочтут книгу американского корреспондента, прожившего пару лет в Москве, книжке русского автора на ту же тему. Потому что американцы умеют рассказывать интересно, забавно, пусть и не глубоко. Но вот Леонид Юзефович умеет рассказывать и интересно, и глубоко!

 — Я слышал, что причина малого интереса к современной русской литературе на Западе в том, что она не рекламируются. Условно говоря, Исландия или Финляндия вкладываются в продвижение своих авторов, а Россия — нет. Так ли это? Вот вы недавно были на Франкфуртской книжной ярмарке…

 — Абсолютно верно! Эстония, Литва, Финляндия — эти страны оказывают поддержку за границей своим издательствам и авторам, но сами не вмешивается в отбор. Финские чиновники не решают, кого привозить во Франкфурт, за них это делают западные агенты и национальные издатели. А из России приезжает во Франкфурт делегация, кажется, министерства печати, и она решает, кого из писателей привозить. Но это не работает! Потому что у тех, кого они привозят, еще нет переведенных книг. Мы не понимаем, кто это. Первым шагом должны быть пробные переводы на английский язык их текстов, страниц по 50 минимум, чтобы редакторы и агенты могли сразу начать с ними работать…

Дело в том, что если редактор в издательстве читает по-русски, то глава издательства, который принимает решения, — нет. И если нет текста хотя бы на английском — зачем ему рисковать? А в Швеции государство дает деньги для перевода на английский целых романов! Все только затем, чтобы пробить, попасть на зарубежные рынки. В итоге в Германии уже давно волна интереса к скандинавским триллерам. И даже снятые по ним сериалы идут со скандинавскими названиями, потому что тогда будут больше смотреть. В Москве есть Институт перевода, который тоже дает гранты западным издательствам, — но только когда решение по книге уже принято. А его сложно принять, если нет качественных переводов. И продвигать авторов надо не только во Франкфурте, где гигантский книжный котел, но и на маленьких ярмарках. Пусть в результате всего 1 книга будет издана! Но это повлияет на рынок. Это было бы гениально — занять вместо одного процента целых два!

 — Боюсь, я то же самое могу сказать и про немецкую литературу в России. Почему «Чик» Вольфганга Херрндорфа не переведен? Невероятно популярный в Германии роман! Главный герой — русский подросток-гопник, но очень симпатичный. Фатих Акин снял по книге блестящий фильм… В русском прокате он назывался «Гуд бай, Берлин!»

 — Я понятия не имею, по каким критериям русские издатели отбирают книги. Если интеллектуальное издательство НЛО издает Райх-Раницкого — понятно: это большой критик польского происхождения, его статьи о мировой литературе блестящи. Но издавать в том же издательстве Владимира Каминера!.. Не понимаю. Как не понимаю, почему не изданы в России Херрндорф или Це.

 — Вы бы их включили в mustread для русских? Для большинства моих знакомых немецкоязычная литература кончилась если не на Музиле и Маннах, то на Бёлле и Грассе, а лучшем случае — на Зюскинде.

 — Бёлль! Грасс! Даже Уве Йонсон на сто лет современнее! Да, Херрндорф и Це. Про Кельмана мы тоже поговорили… Понимаете, Владимир Каминер, владелец берлинской дискотеки Russendisco, — он ведь печет в Германии свои книжки как пирожки, и они как пирожки разлетаются, но… Тогда уж лучше читать Инго Шульце — он сам с Востока и стал знаменитым, когда написал «33 мгновенья счастья. Записки немцев о приключениях в Питере». Прочитайте — не пожалеете!

Источник: www.rosbalt.ru