Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
Интервью

Правила жизни Боба Дилана, лауреата Нобелевской премии по литературе, который не считает себя поэтом

Правила жизни Боба Дилана, лауреата Нобелевской премии по литературе, который не считает себя поэтом

Я не считаю себя поэтом, потому что мне не нравится это слово — поэт. Считайте меня гимнастом на трапеции.

Все говорят: Дилан ни с кем не разговаривает. Что за чушь? Я не для этого появляюсь перед публикой.

Стать заметной персоной — это тяжелая ноша. Христа распяли потому, что он стал слишком заметен. Так что я всегда предпочитаю исчезать.

Я никогда не хотел стать пророком или спасителем. Возможно, я хотел стать Элвисом. Я очень легко представляю себя на его месте. Но пророком — нет, никогда.

Когда я впервые услышал Элвиса, я понял, что никогда не буду ни на кого работать, и никто никогда не будет моим начальником. Я услышал его и почувствовал себя так, будто вырвался из тюрьмы.

Я уже не так молод. Поэтому каждый раз, когда я просыпаюсь утром и чувствую прилив сил, я думаю: «Отлично, кажется, я увижу Элвиса не так уж и скоро».

Однажды меня спросили, помню ли я тот день, когда Гитлер покончил с собой. А я даже не помню, что когда-то был ребенком.

В Хиббинге (город в штате Миннесота. — Esquire), где я вырос, никогда не было раввина. Он появился в тот момент, когда подошло время для моей бар-мицвы (иудейский обряд, связанный с достижением мальчиком 13-летнего возраста. — Esquire). Он приехал в Хиббинг всего на год — просто сошел вместе с женой из автобуса посреди зимы. Это был старик из Бруклина, с белой бородой и в черных одеждах. Его поселили над кафе, которое было главным развлечением города. Собственно, это было рок-н-ролльное кафе, где я торчал все дни напролет. Так что каждый раз после положенных часовых занятий с раввином я просто спускался вниз и с головой нырял в безумие.

Я из Миннесоты. Это место, где ничего не происходит. Я не буду врать и говорить, что свалил оттуда, потому что собирался посмотреть мир или собирался покорить его. Послушайте, я просто свалил оттуда, и когда я сделал это, я думал только об одной вещи: мне нужно было выбраться и никогда не нужно возвращаться.

Мой отец оставил мне немного, почти ничего. Как вы знаете, он был очень простым человеком, и все, что у меня осталось — это его слова. Однажды он сказал мне: «Сын, ты ведь знаешь, что в этой жизни очень легко замараться так, что даже твои отец и мать отвернутся от тебя. Поэтому помни: если такое случится, единственным, кто продолжит верить в твою возможность исправиться, будет Господь Бог».

Я довольно далеко отошел от веры. Потому что вера заставляет тебя постоянно чувствовать себя виноватым.

Люди редко делают то, во что верят. Гораздо чаще они делают то, что удобно в данной ситуации, а потом жалеют об этом.

Если ты хочешь найти кого-то, кому можно верить, прекрати обманывать себя.

Есть одна штука, которую большинство людей просто не способно понять: ходить с длинными волосами — гораздо теплее, чем ходить с короткими. Коротковолосые замерзают гораздо быстрее. Они вынуждены скрывать свой озноб и дрожь и вечно завидуют тем, кто сейчас в тепле. А потом такие люди становятся парикмахерами или конгрессменами, да и у большинства тюремных надзирателей тоже короткие волосы. И вообще, вы когда-нибудь отмечали, что у Авраама Линкольна волосы были значительно длиннее, чем у Джона Уилкса Бута (театральный актер, убийца Линкольна. — Esquire).

Мне нравится Барак Обама. Он, как персонаж какой-то книги, только существует на самом деле.

Политики всегда порождают больше проблем, чем способны решить.

Когда я смотрю новости, я понимаю: миром правят те, кто никогда не слушает музыку.

Война сегодняведется везде. Иногда мне кажется, что война идет даже на задних дворах.

Мораль и политика слишком далеки друг от друга.

Ненавижу болтовню про равенство. Единственное, в чем люди равны — так это в том, что все они когда-нибудь умрут.

Наверное, я готов написать песню даже о Джордже Буше. По крайней мере, подобрать рифму к его имени будет несложно.

Если разобраться, я не написал ни одной политической песни. Потому что музыка не может спасти мир.

За всю свою жизнь я написал лишь четыре песни, но эти четыре песни я написал миллион раз.

Чтобы узнать что-то обо мне, можно просто послушать мои песни. Главное — выбрать правильные. Ведь я не драматург, поэтому все персонажи моих песен — это я.

То, что тебе нравится моя музыка, не значит, что я тебе что-то должен.

Что хорошего в фанатах? Ты не можешь позавтракать аплодисментами и спать с ними тоже не получается.

Бывает, ко мне подходит кто-то и говорит: «Какой же вы все-таки клевый», но я редко принимаю это за комплимент. Потому что те, кто говорят «Какой же вы все-таки клевый», как правило, законченные психи.

Когда-то давно жена моего дяди наседала на меня с одной и той же просьбой: «Бобби, когда же ты, наконец, напишешь песню обо мне? Я хочу оказаться на радио». Выслушивать это было нестерпимо и мучительно. «А я уже написал, тетя, — сказал я однажды. — Просто у вас приемник настроен не на те станции».

Я не чувствую никакой ответственности за тех, кто называет себя моими поклонниками. Я чувствую ответственность только за то, что я создаю, а созданием поклонников я не занимаюсь.

Все что я могу — это быть самим собой перед теми людьми, для которых я играю, не заигрывать с ними и не называть себя Великим Борцом или Великим Любовником или Великим Мальчиком-гением. Я ни то, ни другое и ни третье, и я никого не хочу вводить в заблуждение. Пусть этим занимаются на Мэдисон-авеню (нью-йоркская улица, на которой традиционно располагаются офисы рекламных компаний. — Esquire), ведь продавать — это их дело.

Мне нравится зарабатывать деньги.

Чтобы быть поэтом совсем не обязательно постоянно что-то писать. Некоторые люди всю жизнь работают на автозаправке — и они поэты.

Считается, что мир искусства полон красивых женщин. Но я так скажу: тому, кто хочет повидать в своей жизни кучу красавиц, лучше сделаться адвокатом или доктором. А еще лучше — частным детективом.

Тому, кто хочет всерьез заняться музыкой, нужно помнить: аккордеон способен заменить практически все инструменты.

Музыка должна быть такой, чтобы она застревала в твоей голове, как зубная боль.

«Битлз» — это великая музыка. Но я бы не назвал ее рок-н-роллом. Рок-н-ролл — это подростковая имитация секса, только и всего.

Это разочаровывает и лишает меня сил — видеть, как молодые люди идут сегодня по улицам со своими мобильными телефонами и айподами в руках, с головы до ног завернутые в файлы и видеоигры. Все это крадет их личность, не позволяет им настроиться на волны реальной жизни. Конечно, они свободны и могут делать все, что им хочется — если тут вообще можно говорить о свободе — но ведь свобода сегодня стоит недешево, и я надеюсь, они смогут понять эту мысль до того, как растратят свои жизни на различную электронную чушь.

Кажется, я слишком часто смотрю телевизор.

Я не думаю, что я живу вне современного мира. Просто чуть в стороне

Я продал более ста миллионов своих пластинок. Но у меня нет никаких идей по поводу того, как такое могло произойти.

Успех — это возможность просыпаться утром и засыпать вечером, успевая делать между этими двумя событиями то, что тебе по‑настоящему нравится.

Вдохновение не так часто заглядывает в гости. Так что хватай его там, где ты его встретил.

Надежда и страх всегда идут рука об руку, как профессиональный комедийный дуэт.

Если мы научимся запоминать все наши сны, мы сможем очень многое узнать о своем подсознании. Это как узнать, что там, в темном углу, даже не приближаясь к нему.

Я уважаю хаос. Но я не уверен, что хаос уважает меня.

Если уж взялся доить корову, убедись, что выдоил молоко полностью.

Невозможно быть влюбленным и мудрым одновременно.

Кажется, я застрял в восьмидесятых.

Источник: esquire.ru


Описание для анонса: 
Комментировать

Возврат к списку