«Я хранитель книги»: Каково это — работать в «Публичке»

Молодой библиотекарь, работающий в петербургской РНБ, — о зарплате, читателях, дискриминации мужчин и атмосфере напряжения.

Российская национальная библиотека (в народе «Публичка») с начала года то и дело оказывается в топе федеральных новостей: то в связи со слухами об объединении с московской «Ленинкой», то из-за некрасивого увольнения главного библиографа Татьяны Шумиловой, а недавно — из-за информации о ночном корпоративе Ситибанка (страхи о напивающихся среди эстампов банкирах в итоге не сбылись). РНБ — гораздо более доступная и прозрачная институция, чем, например, средняя школа. Тем не менее мало кто четко понимает, как на самом деле устроена главная библиотека Петербурга.

25-летний выпускник исторического факультета СПбГУ Кирилл Перепечкин работает в иностранном фонде «Публички» — в роскошных интерьерах исторического здания на площади Островского с памятными многим поколениям читателей зелеными лампами и ковровыми дорожками. Кирилл ведет телеграм-канал «Дневники библиотекаря», в котором среди прочего выкладывает фотографии удивительных изданий, например латинской Библии 1504 года или книг из библиотеки Николая II.

Мы поговорили с Кириллом о том, на что хватает зарплаты библиотекаря, страдают ли сотрудники от вечной пыли, бывают ли в РНБ кражи книг и как изменилась атмосфера в «Публичке» за последний год.

Про начало работы в РНБ

Я приехал в Петербург из города Железногорска Красноярского края, в 2009 году поступил на исторический факультет СПбГУ (специальность «Средние века»). На пятом курсе, когда я писал дипломную работу, мой научный руководитель Андрей Юрьевич Прокопьев привел меня в РНБ и познакомил со своей однокурсницей Ольгой Эдуардовной Фроловой, которая работает в иностранном фонде. И в феврале 2014 года, когда в фонде появилась вакансия и мне ее предложили, я с удовольствием согласился, потому что это было ровно то, чего я на тот момент хотел.

Когда я говорю малознакомым людям, где работаю, все сразу вспоминают школьных библиотекарей. Сложно объяснить им, чем я занимаюсь в РНБ и почему ее недопустимо сравнивать ни со школьной библиотекой, ни с какой другой в городе. Даже мои родители не очень понимают, что значит работать в фонде, чем я занимаюсь, помимо того, что иногда выдаю книги и ставлю их на место. Отчасти все дело в названии: если бы я говорил, что работаю, например, библиографом, меня бы спрашивали: «Вау, что это такое?» Впечатление можно было бы сформировать с нуля. А штамп о школьном библиотекаре перебороть очень сложно.

РНБ — это огромное научное учреждение. В библиотеке, помимо фондов, есть много отделов (комплектования, библиографии, обработки и каталогов, информационно-библиографический и так далее). Но по трудовому договору большинство сотрудников оформлены просто как библиотекари. За этим названием могут стоять совершенно разные сферы деятельности. Например, я библиотекарь иностранного фонда РНБ. Обязательным требованием было знать иностранный язык, хотя бы латынь. Я владею английским, немецким, латынью — со словарем.

Про обязанности и науку

Я работаю непосредственно с книгой в самом фонде. Меня можно назвать хранителем книги. В зданиях РНБ на площади Островского книжный фонд не отделен от рабочего пространства сотрудников, в отличие от нового здания библиотеки на Московском проспекте, где система современная, с отдельными рабочими кабинетами. У нас же исторически так сложилось, что сотрудники работают рядом с книгой. Мы, что называется, дышим пылью.

Среди наших основных обязанностей — разумеется, обслуживание читателей. За последние десять лет, когда все новые поступления, которые спрашиваются чаще, переехали на Московский проспект, выдача на площади Островского резко снизилась. Кроме того, иностранные книги оцифровывают и выкладывают в свободном или почти свободном доступе, так что к нам люди обращаются за исключительными изданиями, либо если им удобнее читать бумажную книгу. Так что обслуживание читателя для нас на первом месте, но процент от общей работы это небольшой: на дежурство уходит два с половиной часа при восьмичасовом рабочем дне.

Остальное время — это работа с фондом, то есть, по сути, научная деятельность (хотя наши ставки не научные). Мы давно хотим, чтобы нам в иностранный фонд дали научную ставку. Когда появилось время заниматься раскрытием фонда, систематизировать накопленный материал, коллегии начали писать статьи, книги, составлять библиографии. Я шел в РНБ в том числе, чтобы заниматься наукой, тематика моей диссертации — немецкое книгопечатание конца XVI века.

Количество требований на книги зависит от времени года. Ближе к написанию курсовых оно чуть-чуть увеличивается. Бывает, в день — по десять требований. Может не быть ни одного. Но это не показатель работы, читательский интерес абсолютно хаотичен. У нас есть постоянные читатели: доктора и кандидаты наук, — мы уже знаем, в какие дни кто из них приходит. А кто-то появляется от случая к случаю.

Про пыль, обеды и пожарную безопасность

Понятно, что у любой профессии есть специфика, связанная с последствиями для здоровья. Ну, вот мы живем среди книг — если их переставлять, раскрывать, перелистывать и захлопывать, естественно будет пыль и минут через 30–40 ты чихнешь. Не то чтобы кто-то сильно от этого страдает — за исключением аллергиков (но я таких случаев не видел). Понятно, что иногда приходится что-то потаскать, а книги бывают очень тяжелые и большие. Но это случается не часто, и я не могу сказать, что мы надрываемся.

В библиотеке есть две смены: с 09:00 до 17:30 и с 12:30 до 21:00. По субботам — с 10:45 до 19:45. По воскресеньям мы, в отличие от некоторых отделов, не работаем.

Как правило, я обедаю в библиотечной столовой (кроме того, в здании есть буфет), кормят хорошо и недорого. Столовая общая для читателей, сотрудников, а также полицейских и пожарных, которые работают в библиотеке. У нас есть три поста полиции на всех входах и постоянный пост пожарных. Каждый день мы проверяем фонд: за полчаса до закрытия библиотеки к нам приходит пожарный инспектор, и мы расписываемся в том, что все проверено. Правила пожарной безопасности — вещь очень серьезная. Мы должны знать, что делать в случае чрезвычайной ситуации, где находятся огнетушители, как ими пользоваться и так далее.

В течение дня мы дежурим на выдаче книг. Также мы обслуживаем отделы библиотеки (отдаем книги на обработку или рекаталогизацию), постоянно готовим книги на переплет и реставрацию, отвечаем на звонки. Одна из важнейших обязанностей — документальная проверка. Это когда ты стоишь перед полкой и подряд проверяешь все книги, сверяешь их с описью. Это монотонная работа, но когда просматриваешь по 100–200 книг за раз, попадаются интересные экземпляры. Например, это книги известных владельцев: императоров, королей, герцогов, ученых или библиофилов. Или просто красивые книги с потрясающими гравюрами, типографикой (XVI или XVIII век — это космос в плане книгоиздания). Также мы работаем с новыми поступлениями: нужно проверить состояние книги, сделать описание, присвоить новый шифр и так далее.

Про здание на Обводном, которое хотят отдать РПЦ

Сейчас к нам поступают книги из обменного фонда. Обменный фонд — это здание на Обводном канале, 11. Недавно много писали о том, что его передают РПЦ. В связи с этим надо пояснить важную вещь: у РНБ много зданий, часть из них не обслуживает читателей. Здание на Обводном до революции принадлежало духовной академии. Сегодня его физическое состояние непригодно для хранения книг. Там очень сыро, скачущий температурный режим, давно требуется реставрация. Там хранится запасной фонд библиотеки — третьи, четвертые экземпляры книг, которые можно было передать в другие библиотеки страны, восполнить их лакуны. Никакой библиотеки Павла I и никаких других личных библиотек, как говорит Александр Вислый, там нет. Фонд очень разнородный.

Решение о передаче здания Церкви было принято давно. И давно идет работа по передаче книг в основной фонд. Так что это раздутая шумиха. Со стороны может казаться, что Церковь забирает очередное здание, но библиотеке оно, очевидно, не нужно.

Про возраст коллег, зарплату и свободное время

Средний возраст сотрудников РНБ зависит от конкретного отдела. Если брать среднюю температуру по больнице, то, мне кажется, это 40 лет и старше. Понятно, что в библиотеке работает больше 1 000 человек и всех я не вижу. Но в целом молодых сотрудников меньше. Большинство связано с гуманитарной сферой, есть и специалисты по естественным наукам.

Библиотека — это ФГБУ, то есть я бюджетник. Моя зарплата составляет 25–26 тысяч рублей в месяц. Она состоит из оклада (10 тысяч с небольшим), остальное — премии и надбавки. Для выпускника истфака, который идет искать занятие по специальности (а это либо преподавание, либо работа в музее, архиве или библиотеке), это не так плохо. Например, в некоторых архивах, насколько я знаю, платят совсем копейки.

Так как работа в две смены, есть возможность подрабатывать. Одно время работал в школе учителем истории и обществознания, с утра читал два урока и потом приезжал в библиотеку. Я снимаю жилье, но живу не один, поэтому не свожу концы с концами. Но, естественно, этого мало. Когда ты окончил университет и тебе уже 25 лет, это объективно не деньги.

Про свободное время: это банально, но я люблю книги и вне РНБ. Для человека моего возраста у меня довольно много книг в собственной библиотеке — наверное, до двух сотен. Мне нравится бумажная книга, я воспринимаю ее тактильно, порой как объект искусства, мне нравится ее держать, рассматривать, перелистывать. А в остальном все как обычно: люблю путешествовать, вот пиво с вами пью.

Про кражи и дискриминацию

Естественно, в библиотеках воруют, как и, например, в музеях. В РНБ было несколько резонансных случаев, но в основном в 90-е и 2000-е. Самый известный случай связан с книгой «Птицы Америки». Это огромный, размером со стол (такой формат называется double elephant folio), альбом XIX века, где в реальном размере изображены птицы, обитающие на территории Северной Америки, — одно из самых известных изданий в мире (речь о четырехтомнике американского ученого и художника Джона Одабона. — Прим. ред.). Естественно, все экземпляры на счету. Так вот, в 90-е был один энтузиаст — сначала он просто ходил-читал. Говорят, хорошо маскировался — например, не снимал плащ, так как якобы был болен и мерз. Он вырезал страницы книги и под плащом их выносил. Пытался продать аукционному дому Christie's. Но там люди порядочные — они отправили запросы в разные библиотеки. И в РНБ с удивлением поняли, что да, это наше.

Естественно, мы просматриваем ценные книги при выдаче. Но все ошибаются. Бывает, кто-то где-то недоглядел. Чаще всего воруют гравюры, иллюстрации. Бывает, попадаются книги с вырванными еще 100 лет назад страницами. В первый год моей работы в библиотеку вернули несколько гравюр XIX века: кто-то пытался их вывезти, но на таможне схватили за руку.

Я бывал в библиотеке в Хельсинки, Амстердаме, Базеле — так вот там тебя никто не досматривает. Видимо, есть представление о том, что никто не будет воровать книги, кроме того многие современные издания прочипированы, как и в РНБ. В РНБ проверяют сумки и пакеты, регистрируют компьютеры, но ничего не запрещают, ты можешь проносить все (в пределах разумного).

Впрочем, на мой взгляд, тут есть дискриминация. В правилах безопасности сказано, что нельзя проносить рюкзаки и большие сумки, но нет прямого запрета на проход с женскими сумками, причем их размер не оговаривается. Считается, что сумка для женщины — базовая потребность, а без сумки она как будто босиком.

Я даже спорил с кем-то из руководства, объясняя, что тоже хочу проходить с рюкзаком, у меня же там какое-то мое барахло лежит. Мне говорят: «Ну, возьми телефон и кошелек и иди». Но чем я хуже-то? Может, я хочу проносить очки, салфеточки, таблеточки, бумажки какие-то. Мне непонятна принципиальная разница между женской сумочкой и обычным рюкзаком, с которым ходят парни. Причем, естественно, мы показываем содержимое сумок при входе и выходе: никто не сопротивляется, все относятся с пониманием.

Про читателей

Не всех читателей мы видим вживую, от некоторых лишь приходят требования. Бывает, что заказывают ну очень странные вещи, например какие-то парламентские документы, которые давно доступны в интернете в более удобном для работы виде. Но, может быть, просто мы не очень понимаем, чего конкретно хочет читатель.

Лично для меня был запоминающийся случай, когда пришла девушка с читательским билетом «Ю» (юношеский), то есть школьница. Дело в том, что попасть к нам не то чтобы сложно, но это требует ряда осмысленных шагов. Она намеренно пришла в РНБ (не все школьники знают об этой библиотеке), поработала с библиографом, нашла нужные издания в иностранном фонде (значит, была готова читать на иностранном языке), взяла отношение для работы со старопечатными книгами, в конце концов нашла наш отдел. Даже взрослый человек не сразу поймет, как все устроено. Я был готов преклоняться перед этой девушкой и выдать ей все книги, какие она пожелает. Она меня впечатлила. Мы с удовольствием ей помогли — оказалось, что это ученица одной из гимназий, она писала исследовательскую работу о Набокове.

Про слухи об объединении РНБ и РГБ

Я работаю в РНБ три года и застал двух директоров (Антона Лихоманова и Александра Вислого. — Прим. ред.). Сотрудники привыкли, что каких-то глобальных и регулярных изменений не происходит, идет спокойная методичная работа. Она формирует определенную среду, состояние, в котором пребываю и я тоже, — когда изменения и новшества принимают на эмоциях, в штыки, близко к сердцу. Новое всегда пугает.

Последний год многие обсуждают разные слухи, и это отвлекает от работы. Люди беспокоятся, переедет ли что-то на Московский проспект или нет, закроют ли какой-нибудь отдел, уволят ли сотрудников. Атмосфера в РНБ принципиально не меняется, но сейчас есть много поводов, чтобы лишний раз переживать — обоснованно или необоснованно. Невысказанными планами и слухами все это подогревается. Хуже всего то, что руководство ничего не опровергает, не успокаивает коллектив. Нет разъяснительных бесед с сотрудниками, донесения информации о развитии библиотеки. С людьми, которые отдают библиотеке всю жизнь, не советуются, да и просто не считают нужным о чем-то уведомить — поэтому такое настроение.

Случай с Татьяной Шумиловой ровно про это (главного библиографа уволили после критического интервью «Росбалту», основанием стало отсутствие на рабочем месте более четырех часов. — Прим. ред.). Шумилова — главный библиограф, очень уважаемый человек, на таких сотрудниках и держится библиотека. Библиографы в ней — высшая каста, которая должна почитаться. Ведь библиотека — это не столько книги, это прежде всего каталоги, сложная система. И именно библиографы разбираются в этой системе, помогают читателю найти нужное издание. В случае же с Шумиловой никто даже не прислушался к библиографам. Случился конфликт. Но в целом атмосфера напряжения — от незнания, ничего конкретного пока не происходит.

Я не знаю ни одного человека, который бы сказал, что объединение петербургской РНБ и московской РГБ — хорошая идея. Пока точку поставил министр культуры Мединский, который сказал, что ни о каком объединении речи нет. На данный момент это официальная позиция. Впрочем, мы знаем, как бывает в стране, когда многие вопросы решаются задним числом.

Сейчас актуальна другая проблема: на конференции 1 марта Александр Вислый заявил, что надо восстановить интерьер (в историческом здании на площади Островского. — Прим. ред.). Это абсурдная инициатива. Я отошлю к статье Михаила Золотоносова, который грамотно рассказал, почему это плохая идея. Но пока опять же ничего не происходит, одни разговоры.

Про выставку и фуршет от Ситибанка

В библиотеке есть пространство, где регулярно проходят выставки. Выставка Ситибанка («Citi в России: большие цели и достижения в масштабах столетия. К 100-летию открытия первого отделения Ситибанка в России», проходит с 29 марта до 18 апреля. — Прим. ред.) довольно интересная.

Что нас возмутило — меня лично и многих других сотрудников, — так это слух о том, что Ситибанк хочет провести банкет в отделе эстампов. Есть необозначенное понимание того, что прилично, уместно, а что — нет. В понимании моем и тех людей, которые пришли к библиотеке с одиночными пикетами (28 марта, в день фуршета по случаю открытия выставки. — Прим. ред.), формат закрытого корпоратива в библиотеке неуместен. Это плохо. Однако многие мои друзья удивились, почему мы возмущаемся, ведь многие музеи или библиотеки сдают свои пространства. Но тут грань тонкая.

В итоге на мероприятие пришли достаточно интеллигентные сотрудники банка, консул США. Был просто фуршет, столы с шампанским, три часа они открывали эту выставку. Гости приезжали с шести часов, до десяти часов они находились в библиотеке.

До этого были переживания: говорили о банкете на 100 человек. И никто заранее не дал четкого ответа на вопрос, что это за мероприятие. Почему нельзя было развеять все опасения? Тогда бы не так шумели. Все это просто некрасиво и неуважительно.

Источник: www.the-village.ru