Литературные герои нашего времени: «Узоры на сером»

Похоже, литературный процесс замыкается на себе, приобретает тусовочный характер – авторы читают друг друга, критики читают авторов, которым благоволят, издатели издают одних и тех же авторов, чьи книги помечены стикерами с указанием полученных регалий и премий, успешные писатели переезжают в столицы.

Здесь следует отметить, что своя литературная среда существует в Москве, Санкт-Петербурге, Перми, Кемерово, Нижнем Новгороде. «Гении места» дышат и пишут везде, где живет русский язык, но писать на нем можно не по-русски и не про российскую действительность. Так, 31-летняя писательница Алиса Ганиева, подчеркивая свою национальность (аварка), пишет о реалиях современного Дагестана, обходя принятые в республике литературные традиции и запреты, подвергаясь нападкам клерикалов. Москвичка, окончившая литературный институт, Алиса выросла в Дагестане, поэтому ее проза, написанная на русском, как будто иностранная, а ее герои – иностранцы, молодые люди, воспитанные в мусульманском мире и осваивающие современный.

Российский писатель и художник («современный Толстой»), открыто негативно высказывающийся о нашей стране и ее народе,  Максим Кантор, автор романа (кто-то из критиков назвал книгу «романище»)  о настоящем и прошлом Отечества «Красный свет», выстроенной по образцу «Божественной комедии»  Данте, мыслит по-европейски, живет и работает во Франции. В Германии предпочитает жить и великий русский писатель Владимир Сорокин. Это не удивительно, ведь, известно, что о России лучше пишется из-за границы: именно в Италии Николай Васильевич Гоголь создал большую часть «Мертвых душ».

Повернувшись лицом к миру, пишущие на русском языке современники все чаще делают предметом своего внимания прошлое страны и мира, стремятся в другие времена, к другим людям, культурам и их признакам. Современность с ее знаками, как и сама  российская реальность, как будто, перестают интересовать писателей, поэтов и публицистов. В одной из своих  лекций 2014 года Андрей Аствацатуров назвал текущее время периодом спокойствия, которое уже через несколько лет писатели будут вспоминать с благодарностью.  Спокойствие 2014-го, действительно, вскоре сменилось беспокойством, но не революцией в литературе, а концентрацией искусного творческого безумия в ней.

«Фигль-Мигль» – псевдоним писателя, долго скрывавшего свою личность, из-за чего общественность долго считала, что премии автора достаются кому-то из известных петербургских критиков или редакторов, скрывающихся за этим (как сказал критик Виктор Топоров) «чудовищным именем».

В конце концов, оказалось, что автором фантастических интеллектуальных, философских романов-детективов является писательница Екатерина Чеботарева. Нелепый, «глупейший» псевдоним многие посчитали важной частью литературного проекта писательницы. Сами тексты – по мнению некоторых поклонников таланта Екатерины – не были бы столь увлекательными без мистификации с бредовым именем. Стильную прозу Фигля-Мигля, лишенную сентиментов, повествующую о расшатанности и путанице в умах народа и интеллигенции,  называли достойным ответом брутальным, строго-концептуальным текстам москвичей – Владимира Сорокина, Виктора Пелевина, Виктора Ерофеева.

Современный российский философ и писатель, тоже петербуржец Александр Секацкий, несмотря на симпатии к имперскому духу воинственности, уважает разного рода маргиналов, в том числе литературных. На премию «Национальный бестселлер», которая будет вручаться в нынешнем году, искушенный в современной литературе философ номинировал автора странного и многогранного. Фаворит Александра Секацкого – математик Роман Михайлов. Ему принадлежат  значительные математические открытия и авторство книги «Равинагар». Интересы писателя Михайлова – психиатрия, измененные состояния сознания, мистицизм, индийская и еврейская мифология, пациенты психиатрических больниц, шизофрения как болезнь и как феномен, а еще надписи и рисунки на стенах общественных туалетов...  

От своей принадлежности к миру науки писатель Михайлов постоянно старается всеми способами дистанцироваться. Доказательством тому и стала книга «Равинагар» (название города в Индии). Текст ее представляет собой индийские путевые заметки самого героя – Романа Михайлова, который подолгу живет в Индии вместе с женой и сыновьями. На самом же деле книга Романа – не линейное повествование путешественника, а целый универсум с «глубинными  узорами» и «плоскими лабиринтами». В книге и в своих интервью Роман утверждает, что его тексты – не классификация, не какая-то, понятная только ему теория. Пусть для читателя «Равинагар» станет «блужданием в символических зарослях» и «бредовых узорах», причем вслепую, – настаивает автор.    

Узор – вовсе не метафора, а главное понятие книги, которая призвана раскрыть величайшие секреты мироустройства. На индийских улицах автор видит то, что не видят другие, слышит то, во что не принято вслушиваться. Спасением мира от фашистской, вечно нависающей над ним угрозы, автор считает бред (правильный бред, тот, который должно отличать от имитации бреда).  Бредовый узор нужно неустанно плести, что значит – мыслить и творить ради поиска истины. Узоры наносятся на карту жизни и противостоят репрессивным машинам, в том числе фашизму. Эти и другие знания герой (автор) почерпнул из эзотерики, мифологии, философии француза Жиля Делеза (в частности книги «Капитализм и шизофрения»), из психиатрии, а также знакомства с пациентами психиатрических клиник, которые, основываясь на собственном шизофреническом опыте, делали ценные записи в пронумерованных тетрадях.  Книга «Равинагар» – волшебный ларец, как будто принадлежавший знаменитому экспериментатору над реальностью, американцу, писателю Уильяму Берроузу.  

Литература, выходящая за рамки самой себя, путаный текст на грани прозрения, догадка, движение на ощупь с широко закрытыми глазами – вот, вероятно, направление в котором может развиваться современный писатель. Не слишком приспособленный для этого, негибкий русский язык чинит препятствия такому тексту, сопротивляется и навязывает свою  волю. Русская литература жаждет героя (в самом прямом, героическом смысле этого слова). Хорошо бы герой, который, хочется верить, еще грядет, мог впитать хотя бы немного подобной «узорчатости», разболтанности и правильной шизофреничности. Тогда его воинственность будет соседствовать с милосердием, а злость – с праведным безумием. Тогда, может быть, нам не придется больше пожинать «гроздья гнева», выращенные на очищенной интеллектуальной почве.

Это фрагмент статьи "Литературный герой нашего времени" размещенной на сайте www.day.today