Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
Любопытное

Литература без героя. Есть ли положительный герой в современной литературе? Как его создать?

Литература без героя. Есть ли положительный герой в современной литературе? Как его создать?

В советские времена Анна Ахматова написала знаменитую "Поэму без героя" – стихотворные мемуары, в которых не было центрального персонажа, кроме навсегда ушедшего времени. При жизни поэтессы текст не был официально опубликован целиком – только фрагментами. Но в результате запретов "Поэма без героя" обрела широкую известность. А безнадежно звучащее название стало крылатой фразой. Сейчас пора расширить определение Ахматовой до формулировки "Литература без героя". И опять отнести его ко времени. Нашему. В котором в литературе сложилась престранная ситуация: она лишена положительных героев!

Коллапс детской литературы

Первыми тревогу забили библиотекари. По их статистике, в России в возрасте до 10 лет читают почти все дети. Зато в 13-15 лет количество юных читателей стремительно падает. Ребята массово теряют интерес к книге между 10 и 13 годами. Библиотекари и педагоги с ностальгией вспоминают советские книги о пионерах-героях ("Четвертая высота", "Партизанка Лара", "Улица младшего сына" и пр.) и возлагают вину на новое поколение российских писателей: не создают, мол, им аналоги!..

Самый массово любимый герой читающего отрочества – Гарри Поттер: не совсем патриотичный и совсем не реалистичный. На нашей почве тоже рождаются книги "под Поттера" — фантаст Дмитрий Емец сначала написал цикл про Таню Гроттер, а затем о "Школе Ныряльщиков" – юных волшебников, ездящих на крылатых конях. Из ребят, обыденно катающихся на метро, почему-то герои не формируются.

Единственный роман о пионере-герое, написанный в наши дни – "Облачный полк" Эдуарда Веркина о Лене Голикове. Но он скорее для взрослых, чем для детей. В нем нет четкой раскладки на "черное" и "белое", Леня называется "Саныч" и выведен шальным парнем, для которого война похожа на жестокую забаву, да и вопросы вовсе недетские ставятся – об исторической правде, например. Надо отдать Веркину должное – о детях и подростках он пишет много и охотно. Но все персонажи Веркина – не сусальные образцовые мальчики и девочки, а ребята со сложной тинэйджерской психологией и порой неприятными характерами.

Считать ли детскую литературу особой областью, отделять ли ее от "взрослой"? Вряд ли. Все начинается с детства. Критик Лев Пирогов в статье "Погнали наши городских" говорит, что литература для детей – это страшная сила, ибо в 13–16 лет у человека формируются социальные стереотипы. А как быть, если дети не читают книг, а если и читают, то не находят в них добрых примеров для подражания? Пирогов мечтает вернуть книги нашим детям. Для этого тексты должны быть захватывающими. Как написать такие? Критик советует писателям писать сюжетно, просто, расставлять "плохих" и "хороших" героев так, чтобы была ясна авторская мысль, а "хороших" героев выводить привлекательными, как д’Артаньян, но брать из сегодняшнего дня. Тогда получится литература интересная и полезная. Но давать советы заведомо легче, чем их выполнять. Ведь для реализации этого завета нужны усилия. А зачем их прилагать, когда можно, почти не стараясь, стать популярным писателем?  

Во "взрослой" литературе давно стала популярна "я-проза", как у Евгения Гришковца, когда человек выкладывает на бумагу все свои переживания. Внимание к внутреннему миру личности очень гуманно: да, каждый из нас уникален. Но не интересно никому, кроме самой выражающейся личности.

 Потому, видимо, "я-проза" и схлынула, однако оставила преемника: блогосферу. Сегодня книги все чаще составляют из заметок в блогах (последние когда-то назывались "лытдыбр", "дневник" в латинском регистре русскими буквами). Так делают Алекс Экслер, Слава Сэ и другие. Хорошо лишь то, что эти хроники "а вот еще был прикол", веселые, в отличие от "я-прозы" и "лытдыбров". Но их ведение не заставляет авторов сильно напрягаться.  

Литература "большая" или "малая"?

Уверенность в том, что литература в "нулевые" годы не создала запоминающихся образов положительных героев нашего времени, но упорно ищет их, стала "коллективным бессознательным" деятелей культуры. Незадолго до смерти классик "деревенской прозы" Валентин Распутин (1937 – 2015) горько размышлял о том же, о чем и учителя: почему теперь книг не читают. Он решил, что проблема как раз в отсутствии положительных героев.  Правда, таковые должны были быть, по мнению Валентина Григорьевича, прежде всего идейными: "К нашим книгам вновь обратятся сразу же, как только в них явится волевая личность – человек, умеющий показать, как стоять за Россию, и способный собрать ополчение в ее защиту", — мечтал советский писатель.

Понятие "положительный герой" объяснил в свое время еще Федор Достоевский. Когда он писал "Идиота", по собственному признанию, желал "изобразить положительно прекрасного человека". Человека, лично совершенного и стремящегося мир сделать лучше. Правда, у князя Мышкина "облагородить" мир не получилось… но он хотя бы попробовал.

А много ли в современной прозе образов даже не "положительно прекрасных", а просто "хороших людей"?  

Давайте посмотрим на списки литературных премий и ассортимент солидных издательств – тот, который немного сложнее кулинарных книг и сборников мандал, или так называемую "большую литературу".

В этом определении, которое любят критики и литературоведы (и писатели – оно лестное), заметен парадокс. "Большой" зовётся количественно малая – по сравнению с детективами, любовными романами и фэнтези — часть изданий. Это современная проза, претендующая на наследование традициям русской классики, в первую очередь — реализму. Классика по определению "великая". Её продолжательница – ну, не скажешь ведь "малая" с такими амбициями… Значит, "большая". Сокращенно – "боллитра". Звучит насмешливо, однако прижилось.

Новый старый реализм

Реализм в литературе в наши дни называется "новым реализмом". О методе и термине спорят, как о коте Шредингера: то ли он есть, то ли его нет, а если есть, чем отличается от "старого". Но даже если метода и нет, книги в этом духе все равно уже из литературы не вычеркнуть. "Новыми реалистами" сторонники метода считают авторов, дотошно описывающих окружающую их реальность: без идеализации, без обобщений, без символики.

Основоположники "нового реализма" — прозаики Сергей Шаргунов и Роман Сенчин. Шаргунов придумал формулировку "новый реализм". Его повесть "Ура!" — о наркоманах — стала программной для направления.

К отцам-основателям примкнули Захар Прилепин, Денис Гуцко, Михаил Елизаров, Дмитрий Новиков, Дмитрий Данилов и многие другие. У начинающих авторов стало даже модным творить в духе "нового реализма" — то ли с робкой надеждой войти в ряды современных классиков, то ли оттого, что писать о плохом проще, чем о хорошем. Тут ничего и выдумывать не надо.

Действуют у прозаиков "нового реализма" бездуховные маргиналы, наркоманы, бомжи, проститутки, люди с интеллектом не выше табуретки и прочие приятные ребята. Либо жертвы обстоятельств – войн, экономических кризисов, криминала, социальной несправедливости и т.п.  В сборнике рассказов "Изобилие" 2012 года Сенчин описал людей, не способных самореализоваться, опускающихся, нелепо погибающих. Это очень жизненные образы, но можно ли их назвать героями в "достоевском" смысле? Вопрос риторический.

Яркий герой Захара Прилепина – подросток Санькя из одноименной повести, юный "нацбол", убивший человека ради своей партии. Персонажи повести Прилепина "Допрос" – парни Новиков и Лёха – антагонисты Саньке: они никого не убивали, кишка тонка, но их обвиняют в убийстве, тащат в полицию, буквально "выколачивают" признание и почти добиваются своего. Если бы не случайность, на ребят так бы и повесили дело, а они были бы бессильны защитить себя перед системой. Да и перед родными, которые враз поверили, что парни виновны – ведь за просто так никого не забирают!.. А вот центральный образ исторического романа Прилепина "Обитель" (о лагере на Соловках) – снова убийца, зэк Артём Горяинов: "шлепнул" отца, считает, было за что. В лагере стремится выжить любой ценой, сохранить тело, а не душу.

Недавно вышла неожиданная новинка от Дмитрия Глуховского, мастера эсхатологического фэнтези – триллер "Текст". Новая книга Глуховского условно реалистическая, подсмотренная "за окном". Наркополицейский подбросил студенту на дискотеке кокаин, задержал, оформил дело, парень сел, отбыл срок полностью, вышел и убил "Суку", а потом довольно долго выдавал себя за него, пользуясь его телефоном. Но коллеги погибшего заподозрили подмену, засекли убийцу, и он покончил с собой при задержании.

Какая уж тут идейность, о которой грезил Валентин Распутин! Мысль в этих книгах проводится самая примитивная: "Умри ты сегодня, а я завтра".  

Классик апеллировал к военной литературе. В советские годы было написано много героических эпопей о Великой Отечественной (хотя и не всегда хороших – пафос обычно убивает художественность). Войнами наше время Бог тоже не обделил, а вот романами вроде "Живые и мертвые" — точно. "Патологии" Захара Прилепина, хроники милицейского батальона в Чечне, совсем не похожи на гимн солдатам-освободителям, так же, как и "Алхан-Юрт" Аркадия Бабченко. В них тоже звучит лейтмотивом: "Умри ты сегодня…"

Без идеи, без крыльев

Оставим в покое "новых реалистов"! Владимир Маканин (1937 – 2017) не входил в их ряд ни по возрасту, ни по огромному литературному стажу "родом" из СССР. Но самым громким и спорным военным романом "нулевых" был его "Асан". Герой Маканина, майор Жилин, интендант, воюющий в Чечне, продавал оружие и солярку противнику. После выхода романа его сторонники и противники бросились спорить о фактологии. Победила негативная точка зрения. После убедительного образа майора Жилина слово "идейность" с военной прозой стало плохо ладиться.

Даже "женская проза", по расхожим представлениям, сентиментальная и уютная, не имеет положительных героев, если не брать в расчет лубочные мелодрамы, создающиеся поточным методом. Мариам Петросян стала лауреатом Русской премии 2009 года с романом "Дом, в котором…". Его герои – душевнобольные и физически неполноценные дети, живущие в интернате. Характерно, что тот расположен Неизвестно Где – может, в рядовом областном центре, может, в Зазеркалье, а может, на Марсе. При всей реалистичности конфликтов между обитателями Дома роман – жуткая фантасмагория: Дом живой и диктует обитателям злую волю.

А если бы кто-то набрался смелости описать будни обычного детдома в российской глубинке, думаете, получился бы добрый и светлый роман с ангелочками без крыльев?..

Примеры отсутствия в "боллитре" положительных героев можно перечислять бесконечно. Автор героического фэнтези Ник Перумов, кстати, говорил в одном из интервью, что сознательно выбрал фантастику, устав от серого фона и депрессивных героев "боллитры". По мысли Перумова, фантастика почтеннее "боллитры", ибо дает человеку крылья.

Фантасты не одиноки в сознательном выборе принципиально другой литературы с принципиально иными героями: развлекательной. Те же мелодрамы предпочли писать многие девушки, понимающие чуткую душу товарок. Спрос на любовные романы с хэппи-эндом стабильный. Издательства давно сформировали конвейеры по "сборке" детективов и лав стори. Еще немного, и, кажется, изобретут "литературную машину", которую предсказал Джордж Оруэлл в знаменитой антиутопии. Но вот что интересно: на одном фланге "массолита" — "механическая сборка", а на другом – те авторы, что создали себе имена.

Во многих статьях о феномене современных книг "без героя" красной нитью проходит мысль о том, что русскую литературу "спасли" в 1990-е годы Дашкова, Донцова, Доценко и Акунин. Их романы интенсивно ищут положительного героя. И он всегда находится!..

Один прекрасный человек…

Замолвлю слово о самом положительном и романтическом герое массовой литературы: Эрасте Фандорине. "Фандориана" Бориса Акунина в этом году завершилась неоднозначно. Сейчас сам Глоба не сможет сказать, планируется ли продолжение саги за романом с кокетливым названием "Не прощаюсь" и грустным сюжетом: Фандорин в горниле Гражданской войны выбирает позицию "над схваткой", но "красный" и "белый", точно черт и ангел, ведут за его острый ум и знания борьбу, в итоге которой убивают к лешему – а не доставайся же ты никому!.. Формально точку похождений Эраста Петровича Акунин поставил, о чем и прессе сообщил. Пора, ведь ровно 20 лет, с 1998 года, Фандорин вершит справедливость! Устал и он, и автор, и самые преданные читатели.

В "фандориану" вошли 13 романов, сборник малой прозы "Нефритовые чётки" и сборник повестей "Планета Вода". Цикл открывался "конспирологическим детективом "Азазель"". В нем впервые появился юнец из обедневшего дворянского рода, служащий рядовым чиновником в полицейском управлении и выпросивший у наставника позволения расследовать дело, выглядящее как банальное самоубийство "золотого юнца". Размотанный клубок привел Эраста Петровича в гущу зловещих интриг – но и проявил его выдающиеся дедуктивные способности, которые помогут ему к закату жизни стать гениальным сыщиком и значительной персоной в царской России. Каждый следующий том был историей раскрытого преступления или серии преступлений с непременным участием Эраста Петровича и его слуги Масы.

На основании цикла можно уверенно утверждать две вещи. Борис Акунин вывел формулу оптимального расклада для романа с убедительно положительным героем – это раз (пользуясь любимой присказкой Фандорина). Эраст Петрович стал бы настоящим героем даже в глазах придирчивого Достоевского – это два. Он – "положительно прекрасный человек", не лишенный человеческих черт, делающих его образ убедительным.

По натуре Фандорин – истый аристократ XIX века: благороден, образован, неподкупен и верен принципам, хорош собой, безупречно одевается и безукоризненно воспитан (при этом всю жизнь самосовершенствуется). Иными словами, персонаж скорее идеальный, чем правдоподобный. Но у него случаются и неудачи на сыщицком поприще. Он так и не смог поймать зловредного мошенника Момуса из повести "Пиковый валет", а в "Черном городе" не понял, откуда ждать опасности. Эти просчеты избавляют образ Фандорина от сусальности. Акунин не забыл, что герою необходим психологический рост, и характер Эраста Петровича меняется с жизненными потрясениями: исчезает юношеская наивность, восторженность, им на смену приходят сдержанность, саркастичность. Но доброе сердце, и рыцарское отношение к женщинам остаются при нем. В отличие от женщин. В любви нашему герою не везет хронически. За это везет не только в карты, но в любые азартные игры: если игра честная, он непременно выигрывает, а уж коли проиграл, значит, противник мухлевал.

Из Японии Фандорин "привозит" кодекс личных правил, напоминающих самурайские. Среди них на первом плане верность долгу и чести и господину. В роли последнего в нескольких романах выступает государство. Пока Фандорин – чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе, он пребывает на службе системы. За это в романе о "бомбистах" "Статский советник" его бранит любовница Эсфирь. Фандорин отвечает, что в России все перепутано: злу (революции) служат порядочные и чистые люди, добро (законность, правопорядок, покой) охраняют мерзавцы. Мерзавцы – это чиновники: карьеристы, интриганы, коррупционеры уже тогда. И когда выясняется, что главный виновник разгула "бомбистов" - важный полицейский чин князь Пожарский, который "сдавал" то революционеров жандармам, то наоборот, чтобы перебили друг друга, а императорская фамилия негласно поощряла князя, зная о его методах, Фандорин уходит со службы. Далее Фандорин будет действовать как частное лицо в "Коронации", в "Любовнице смерти" - под именем Гэндзи, а в "Любовнике смерти" — как инженер Неймлесс (Безымянный, по-русски). Значит, у него есть собственная система ценностей, которую он не может предать даже ради Отечества.

…и тот уже умер

Одна беда – с изысканными манерами, галантностью и гипертрофированной честью Эраст Петрович – однозначно не наш современник, а "уходящая натура". Недаром первым испытанием, с которым он не справился, стало начало Первой мировой, а вторым – Октябрьская революция. В мире, который они породили, не осталось места гениальным и порядочным одиночкам. Впереди – битвы армий, о которых Акунин тоже написал: цикл "Смерть на брудершафт" о германском шпионе и российском контрразведчике.

Несовременность Фандорина, между тем, исторична. Человечество всегда "Золотой век" и "золотых людей" ищет в прошлом, которое романизирует и приукрашивает. В том числе – литературно.

Посмотрите: великая русская классика суперположительными героями тоже небогата. Какую фигуру из хрестоматии ни возьми – то "лишний человек", то нигилист, то террорист, то забитый и бессловесный мужик, то аферист, охотник за мертвыми душами, а то студент с топором. И все их пороки и страдания преподаются ученикам с чувством, толком, расстановкой и пиететом. Это наш золотой фонд (литературный, а не стабилизационный). Это герои наших лучших писателей! Пожалуйста, подражайте им, милые детки. Только топорик в парту "не ложьте" – как сказано в кино "Доживем до понедельника".

Исключения? Разве что князь Серебряный Алексея Толстого и Петруша Гринев Александра Пушкина. А что их объединяет? Они были уже для своих создателей представителями минувшей эпохи, "золотого века". К моменту создания текстов вымерли, как мамонты. "Что пройдет, то будет мило!" - сказал Пушкин и как в воду глядел. Спустя два века Борис Акунин написал роман с положительно прекрасным героем – и точно также поместил его в славном прошлом. Тенденция, однако!..

Но что делать тем, кто хочет найти положительных героев в современной, жизненной, не выдуманной прозе? Право, не знаю. Я вот уже отчаялась.

Есть один выход: заняться созданием положительных людей самим. Если появится у нас популяция добропорядочных, наверняка о них кто-нибудь из писателей напишет! Не может быть, чтобы всем авторам искренне хотелось только ковыряться в этом самом.

Но с чего начать облагораживание человеческой породы?..

Давайте предложим всем издательства срочно, гамузом, перейти на выпуск мандал! Психологи уверяют, будто бы, раскрашивая мандалы, можно достичь просветления и самому стать положительным, будто Будда. А художественную прозу до поры до времени отложить.

Автор: Елена Сафронова

Источник: www.rewizor.ru



Комментировать

Возврат к списку