Александра Маринина: Сейчас я скажу ужасную вещь, после которой в меня полетят гнилые апельсины и тухлые яйца. Я к этому готова.

Как режиссер Бортко разоблачил писателя Булгакова, от чего кино назначили главным из искусств, почему Смоктуновский не похож на принца Гамлета и чем Каменская «в телевизоре» отличается от Каменской из книг. Обо всем этом беседуем с Александрой Марининой, которая знает толк в экранизациях.

– Начнем с любимых экранизаций? Кто у нас самые-самые?

– Со мной эти фокусы не проходят. Я человек, проживший большую часть жизни в науке, поэтому, прежде чем расставлять по местам, мы должны разработать критерии оценки. Если считать удачной экранизацией фильм, который максимально близко воспроизводит написанный автором текст, можем говорить о «Мастере и Маргарите» Бортко. Безусловно!

– Обычно именно эту экранизацию относят к самым худшим…

– Сейчас я скажу ужасную вещь, после которой в меня полетят гнилые апельсины и тухлые яйца. Я к этому готова. Экранизация совершенно гениальная, поскольку она от первой буквы до последней точки абсолютно соответствует тому, что написал Булгаков. Она ясно показывает всю пустоту и недоделанность этого романа. Его поверхностность. И, в общем-то, раздутость его величины. Ни о чем роман-то! Ни о чем!

Когда его так хорошо сняли – точно, буквально, не стараясь усовершенствовать, дотянуть – это стало очевидно! Смотришь и понять не можешь – что это вообще такое? Это про что? Такой огромный текст ради каких таких мыслей? Где они, эти мысли? Их нет. Поэтому вот эта экранизация, по-моему, абсолютно гениальна. Второе место, с точки зрения соответствия тексту, я бы поделила между экранизациями «Анны Карениной» и «Братьев Карамазовых», не теми ранними, а именно нынешними.

– Сериалами?

– Да-да. «Анна Каренина» Сергея Соловьева и «Братья Карамазовы» Юрия Мороза. У меня к этому такое отношение немножко специфическое. Прошу меня понять правильно. Поскольку меня саму экранизировали достаточно много, я хорошо знаю, как написанный текст искажается и во что превращается. Он превращается в кинопродукцию, абсолютно не соответствующую оригиналу. Причина – жесткие форматы. 5 серий для объема «Анна Карениной» – нормально, для объема «Братьев Карамазовых», мне кажется, маловато, но в любом случае это лучше, чем у Пырьева.

– Тогда правила игры были другие.

– Согласна. Тогда было без вариантов – уместиться в две серии. Хотя среди старых советских фильмов есть исключительно удачные экранизации – среди них пушкинская «Метель», пушкинский «Выстрел», «Дворянское гнездо», вся эта наша самая-самая классика.

– У Вас есть идея – почему в советское время так хорошо, так качественно экранизировали нашу классику?

– И чего совершенно не могут делать сейчас. Удачно для меня – близко к тексту. Объяснение такое простое, что даже стыдно говорить: тезис Ленина «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшим является кино».

В советское время первую часть фразы обычно прятали, оставалось: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино», и мы тупо это повторяли и тупо верили. Почему кино, искусств-то много? Почему не музыка, не живопись, не театр?

Когда я выяснила, как звучит эта фраза полностью, все стало на свои места: пока народ безграмотен, кино – важнейшее. И стало понятно, почему были такие хорошие экранизации – ставилась задача донести до нечитающей публики правильное, идеологически выдержанное содержание: чуть урезанное, слегка сглаженное, притом максимально близкое первоисточнику.

– И никакого авторского режиссерского видения, все по тексту.

– Да! Когда советская власть закончилась, уже не говорю о загранице, которая тоже очень любит русскую классику экранизировать, началось сплошное авторское кино. Он, режиссер, ТАК видит. Из всего обилия мыслей, чувств, персонажей, заложенных в данную книгу, он выцепляет то, что близко его собственной душе, и снимает трудно понять что.

– Например?

– Варианты «Евгения Онегина» или «Анны Карениной», где Вронский в косоворотке… Им совершенно все равно, какая Россия была на самом деле. Это и есть авторское кино. Когда человек уверен, что он, ничего не читая, не зная, не видя, представляет сам себе все правильно, это и есть авторский подход.

– Бывает же, что не буква, но дух? Талант режиссера, харизма актера могу примирить Вас с авторской трактовкой?

– Могут. Они могут меня переубедить.

– Такое было?

– Не припомню. Я же очень противная. Из научного-то сообщества сами знаете, какие люди выходят… Если мне начинает казаться, что увиденное на экране не соответствует тому, что я читала в тексте, я посомневаюсь минут 15, потом просто открою текст и проверю – да, действительно, про этого героя было написано… Что было написано, например, про Гамлета?

– Он тучен и одышлив.

– Ну, а что нам показал Смоктуновский?

– Стройный, романтичный – вылитый принц!

– Ну, вот и все! Нет для меня этого Гамлета. Это не тот Гамлет, о котором писал Шекспир.

– А Высоцкий?

– Не понравилось категорически. Но это вообще не Шекспир был. Не Гамлет. Это была авторская экранизация.

– Двигаемся дальше.

– Самое время вспомнить фильмы по одному французскому авантюрному роману.

– «Анжелика», которая «маркиза ангелов»?

– Сначала были «Три мушкетера», «Анжелика» – потом. «Три мушкетера» Кристиана Жака, все их прекрасно помнят. Цветной фильм, замечательный! Мне 9 лет или 10. Фильм мне нравится настолько, что я выхожу с сеанса, тут же заворачиваю в кассу, покупаю билет на следующий, сажусь и жду каждого кадра, особенно тех, что мне понравились. И эта музыка, и эти титры. В общем, посмотрела я его, наверное, раз 8, знала наизусть.

Проходит пара лет, я все живу своей любовью к этому фильму, ко всей этой истории. И… попадает мне в руки «Три мушкетера» – книга, начинаю читать и… впадаю в кошмарный ужас. Потому что я по наивности по своей детской ждала, что в книге будут те самые замечательные сцены, которые вызывали во мне такие сильные эмоции в кино, и я эти сцены буду читать! И… ничего подобного.

С большим трудом это все прочитала первый раз, и у меня было ощущение, что книга хуже фильма – ощущение, безусловно, детское, безусловно, неглубокое и неправильное, и мы его не обсуждаем. Мы обсуждаем совсем другое: когда мы смотрим фильм по известному нам текстовому первоисточнику, мы ждем встречи с теми эпизодами, от которых у нас замирало сердце, и с теми героями, которые нам были наиболее близки. Мы идем на экранизацию, как на встречу со знакомым текстом, а когда нас обманывают, нам не нравится все.

– Мы хотим узнавать, переживать знакомое.

– Да. Поэтому удачная и неудачная экранизация очень часто нами переводится в плоскость – была встреча или встреча не состоялась.

– А где еще состоялась? «Метель»?

– «Метель» великолепна.

– А ведь кажется, что этот текст невозможно экранизировать, в нем все тончайшее, соткано из чувств, ветра, движения в снежной мгле…

– Ощущения от текста и от фильма для меня полностью совпали. Удивительно точное попадание! Георгий Мартынюк…

– Который еще не «знаток Знаменский».

– Абсолютно ни разу не знаток, молодой актер, мало кому известный. С одной стороны, чуть-чуть видно, что мужик был способен на легкомысленные поступки, но чувство вины его гложет за глупость, которую он по пьяни сделал, нагусарил.

Оно в затылке у него сидит, это чувство, и мешает, не грузом тянет, а занозой. И, конечно, Олег Видов, которому играть совершенно нечего, там полторы секунды в кадре, но, глядя на него, понимаешь, что да, именно этот молодой блондин-красавец, который пустился в авантюру, и в которого героиня Марья Гавриловна могла быть влюблена по уши. И выбран такой видеоряд – очень небольшое разнообразие интерьеров и натуры, все очень скромно и… точно.

– Давайте про «Унесенных ветром», для многих именно это – лучшая экранизация всех времен и народов.

– Книгу я, естественно, читала, даже раза два читала, и фильм тоже смотрела. Я не люблю эту книгу, поэтому экранизация никакого удовольствия мне не доставила. Кроме того, типаж Рэта Батлера внешне, как бы так мягче сказать… Вот кто точно не может во мне вызвать симпатии – брюнет с тонкими усиками, типаж Рэта Батлера. Будь он хоть золотой, серебряный, брильянтовый – нет такого мужчины в моем мире. Морфинист, алкоголик и брюнет с тонкими усиками – это мимо меня.

– Мы плавно переходим к нелюбимому.

– Могу назвать несколько просто катастрофических. Первый фильм, я даже не помню, кто его снял, «Бульварный роман» – экранизация повести Пикуля «Ступай и не греши». Боже ж мой, как же это плохо! Но, предупреждаю, у меня здесь опять же искаженная оценка, искаженное восприятие.

Дело в том, что фильм снят по повести Пикуля, а повесть написана по материалам судебного дела. Это процесс против Ольги Палем, которая обвинялась в убийстве любовника. Она пыталась застрелиться, но ей не удалось, она себя ранила, когда рана зажила, она предстала перед судом присяжных. Любовник жениться не хотел очень долго, и она решила его таким образом наказать.

Поскольку стенограмму дела я читала, когда к последней книге готовилась, Пикуля прочитать мне было очень интересно. Я ее прочитала где-то год назад, репу почесала. Потом узнала, что есть еще и фильм.

В Интернете нашла, скачала, посмотрела – ужас кошмарный. Но повесть Пикуля, при всем уважении к автору, тоже не хороша. Поэтому, вполне возможно, что фильм плох, потому что первоисточник такой. Второй образец очень плохой экранизации – сериал «Следователь Тихонов» по романам братьев Вайнеров. Это вообще, товарищи любимые, что-то с чем-то!

– Притом, что в главной роли Михаил Ефремов, который не самый плохой актер.

– Михаил Ефремов безумно талантливый, да чего уж там, просто гениальный актер. Но… даже его талант не спас эту очень плохую экранизацию. Романы Вайнеров замечательные. Сериал – чудовищный, в первую очередь потому, что очень плохой сценарий.

Следователь уголовного розыска, работающий на Петровке, 38 – это что, это кто, это где? Все понимают, кроме кинематографистов, что следователь уголовного розыска – это примерно как черепаха-блондинка. Черепаха – это одно, блондинка – это другое. На Петровке, 38 никогда в жизни не работали следователи. Следователи работали на Бутырской улице, где следственное управление.

Я посмотрела первые три серии, с трудом сдержала, прошу прощения, рвотные позывы, выключила телевизор и сказала, что этого сериала в моем мире больше нет. Но мне так обидно, потому что я очень нежно, очень трепетно отношусь к Георгию Александровичу Вайнеру.

– В книгах же, в первоисточниках таких «лажаков» нет?

– В оригинале безупречно все. Каждое слово в их тексте выверено, там нет ничего сомнительного. Что снимают, почему, когда есть прекрасный текст!?

– Экранизациями «Каменской» довольны?

– Вопрос сложный. Первые три сезона – да. Вторые три сезона – уже меньше. А чем дальше, тем страньше и страньше.

– Вы как-то в написании сценария участвовали?

– Вообще никак. Меня даже близко к этому не подпускали.

– Боялись?

– Автор же вообще сильно мешает производителю кино. Вы же понимаете, автор начнет ныть, стонать: «Ой, нет, это не так, у меня герой совсем не такой, что вы, так не бывает, в милиции так не было…» и так далее.

Я же начну соваться во все щели: зачем им это нужно? Поэтому меня как можно дальше держат. Более того, в договоре на уступку прав на экранизацию прописано, что до начала съемочного периода, до окончательного утверждения сценариев, они должны мне эти сценарии показать и мои замечания должны учесть. Время идет, наконец, мы звоним производителям или на канал и говорим: «Ну что, сценарий-то покажете?» И знаете, что слышим в ответ? « А чего его показывать, уже съемки идут! Уже ничего менять нельзя». Вот и весь разговор. Они делают все возможное, чтобы автора как можно дальше от сценария отодвинуть.

– Представляю, с каким тревожным чувством Вы «готовый продукт» смотрите в первый раз.

– Нет, тут немножко другое. Все-таки я добиваюсь, чтобы сценарий показали. Другое дело, что по нему уже снимают, в нем ничего нельзя изменить, но я его, по крайней мере, читала, и я понимаю, что потом на экране увижу. Так вот, когда я прочитала сценарий шестого сезона, поняла, что я смотреть это не смогу. И даже не пыталась. Это единственный сезон, который я не видела, только прочитала.

– А героиня?

– Героиня… тоже сложный вопрос, потому что Елена Алексеевна Яковлева безумно талантливая актриса. Она сыграла именно то, что от нее хотел режиссер и что написано в сценарии. Но в сценарии написано не то, что в книжках.

– В чем основное несовпадение?

– Моя Каменская менее, скажем так… грубовата, менее хамовата. Она более трепетная, более нервная, более замкнутая. Допустим, моя Каменская одета так же, как актриса – кроссовки, джинсы, свитер – это все да, но моя Каменская никогда в жизни не позволит себе войти в квартиру и крикнуть: «Чистяков, я пришла!». Это не ее поведение.

– Сделали попроще.

– Они сделали так, как они видят. Но у меня-то свои глаза, которыми я вижу эту героиню. Еще Юрий Павлович Мороз на самом первом сезоне мне растолковывал: «Маня, то, что ты написала, нельзя дословно переносить на экран, потому что у тебя очень много размышлений, рассуждений и воспоминаний, это будут либо сплошные говорящие головы, либо флешбэки».

Он мне объяснил, что кино это другой жанр, там должно быть действие, там должны быть отношения. Более того, в детективном сериале есть норматив: примерно 50 процентов экранного времени должно быть потрачено на служебную деятельность персонажей и вторая половина – на их личную жизнь. «А в твоих книгах, моя дорогая, – сказал он, – личной жизни не больше 10 процентов. И если мы будем снимать так, как у тебя написано, мы не впишемся в формат».

– В качестве финального аккорда разговора хочется чего-то безоговорочно хорошего, чтобы Вы не сказали: «Да, но…» Кстати, почему не вспоминаете «Место встречи…», гениальная же экранизация!

– Согласна – и про роман, и про экранизацию. Так люблю, что не сказала. Вроде как это само собой. Люблю, могу смотреть с любого места бесконечно. И никаких «но».

Беседовала Клариса Пульсон

Источник: Читаем вместе