Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности

Колонка Сергея Оробия

Сергей ОробийСергей Оробий родился и живёт в Благовещенске. Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета.
Автор монографий:
- «"Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского: структура, идеология, контекст» (2010),
- «"Вавилонская башня" Михаила Шишкина: опыт модернизации русской прозы» (2011),
- «Матрица современности: генезис русского романа 2000-х гг.» (2014).
Печатается в бумажных и электронных литературных журналах.

Дети лейтенанта Шмидта

19 июн 2017

Как известно, если среди актеров распределяются все роли «Горя от ума», с таким составом можно сыграть весь театральный репертуар. Русская литература (которая и есть наше общее горе от ума) тоже предлагает устойчивый набор амплуа.

К поиску совпадений подталкивают сами писатели. Дмитрий Быков в недавней (20.5.2017) лекции о Гиппиус и Мережковском напомнил о любимой теории:

«[В]ы знаете, вероятно, мою теорию инкарнаций, достаточно часто излагаемую — ну, насчёт того, что в разных кругах российской жизни каждому персонажу соответствует его историческая копия: там Жуковскому соответствует Блок, Блоку — Окуджава и т.д., Леониду Андрееву — Петрушевская там, Маяковскому — Бродский, Есенину — Высоцкий. Всё это достаточно точные копии. Ну и вот Мережковскому соответствую я… И особенно часто мы совпадаем с ним в том, что оба хотели бы называться поэтами, а знают нас в основном как лекторов и как историков литературы… Кроме того, я никогда не забуду, что Мережковского одновременно с Буниным собирались выдвинуть на Нобелевскую премию. Тогда они ошиблись, и Нобелевскую премию получил Бунин. А в этот раз, я надеюсь, не ошибутся… Я иногда думаю, кто мог бы по нынешним временам быть инкарнацией Бунина. Думаю, неужели Шишкин. Но думаю, что история распорядится правильно».

С быковской теорией легко согласиться, еще легче ее оспорить. Я ей не очень доверяю как раз потому, что «предки» Быкова и Шишкина представляются довольно очевидными. Правда, нужно взглянуть на это с другого ракурса.

Обратим внимание: все биографии авторства Быкова - «Пастернак», «Окуджава», «Горький», «13-й апостол» (о Маяковском) - описывают один тип отношений писателя и власти. В эпоху заморозков потребна фигура медиатора между властью и обществом - и появляется в меру конформный писатель, обладающий способностью «истину царям с улыбкой говорить», демонстрирующий владение разными жанрами и стилями, творческий протеизм. В XIX веке это Пушкин, в XX-м - Пастернак (и Маяковский, и Горький), в XXI-м...

Короче: Быков - это Пушкин сегодня.

Про фигуру автора-транслятора, пишущего медленно, создавшего три этапных романа и при этом понимающего своё творчество как единый метатекст, - то есть «феномен Шишкина/Гончарова» - размышлять уже доводилось (http://literratura.org/criticism/1960-cergey-orobiy-mihail-shishkin-i-ivan-goncharov-dvoynoy-portret.html).

Никто, однако, не мешает самим писателям выстраивать собственные маршруты влияний. Что они и делают. Загляните в четырехтомник «Литературная матрица» («Лимбус-пресс», 2010-2014): 92 статьи, 67 современных авторов с рассказами о 95 писателях прошлого. На этом пароходе современности место нашлось почти всем, материала хватит на докторскую диссертацию.

Допустим, кто-то просто написал для «Матрицы» о любимом с детства классике, но выбор Андрея Рубанова (эссе о Шаламове в т.2 и о протопопе Аввакуме в т.4), Михаила Елизарова (эссе о Гайдаре), Максима Кантора (о Чаадаеве), Романа Сенчина (о Леониде Андрееве), Макса Фрая (о Грине) или, допустим, Владимира Шарова (о Платонове) заставляет задуматься о прямых аналогиях.

Словом, писатель больше не ждет, когда литературоведы составят для него генеалогическое древо. Поиск литературных предков становится личным делом писателя. И личным выбором.

Права на литературное наследство - это ведь не итоги приватизации, могут быть и пересмотрены.

Таков новый тип отношения автора с традицией, объясняет литературовед Илья Кукулин, и заключается она в том, что автор «отказывается считать любую традицию единственной, поэтому и историю литературы он стихийно ощущает как одновременность отдельных, лично интересных ему возможностей, часто не вполне реализованных, требующих дополнительного прояснения».

«Особенный характер наших отношений с прошлым и его вещами объясняется, возможно, тем, что никто и никогда не вступил здесь в права наследства, - дает свое объяснение Мария Степанова. - Что и неудивительно: в известном смысле мы все преемники людей 20-30х годов, которые вселялись в квартиры бывших людей — арестованных, сосланных, стертых — и годами сидели на чужих стульях под чужими портретами… Ощущение единовременной современности всему двадцатому веку… до сих пор никуда толком не делось».

Участвуй в этой полемике западный славист Ханс Ульрих Гумбрехт, он добавил бы, что современные писатели существуют в «хронотопе широкого настоящего времени»: «новое настоящее таково, что все парадигмы и феномены прошлого в нем накладываются друг на друга, доступные и готовые к использованию».

Рассуждения о литературной эволюции неслучайно иллюстрируются «семейными» метафорами. По Шкловскому, наследование происходит «от дяди к племяннику». Современные же писатели - это скорее дети лейтенанта Шмидта, постоянно ведущие спор о границах конвенций.

Автор: Сергей Оробий


Возврат к списку