Британская исследовательница советской детской литературы Фрэнсис Сэддингтон поделилась своими открытиями

За четыре года работы над самым грандиозным исследованием в своей жизни Фрэнсис Сэддингтон прочитала шестьсот семьдесят детских книг, изданных в Советском Союзе в двадцатые и тридцатые годы прошлого века. Ради «Бармалея» и «Тараканища» Чуковского она ездила в Голландию, ради «Цирка» и «Разноцветной книги» Маршака — в США. Она также участвовала в подготовке обширной выставки советских детских книг в Доме иллюстрации в Лондоне. А этой осенью решила покинуть родной Университет Восточной Англии, чтобы отправиться в край, подаривший ей тему задуманной книги.

В России Фрэнсис Сэддингтон провела почти два месяца, изучая архивы и библиотечные собрания Москвы и Петербурга, поражаясь удивительным находкам, пополняя багаж новыми словами, стихами и рисунками, упражняясь в русской филологии, а самое главное — собирая этот необъятный материал для своего всё более и более разрастающегося исследования, посвящённого истории советской детской книги, а также педагогических практик чтения и идеологических требований, предъявлявшихся к детской книге почти столетие назад.

О том, откуда вдруг возник у современной англичанки необъяснимо жгучий интерес к чужой, давным-давно ушедшей в прошлое эпохе, она сама поведала на лекции в Детском читальном зале Библиотеки иностранной литературы:

«Я никогда не изучала русский, не занималась детской книгой, и если б вы меня пять лет назад спросили о советской детской книге, то я бы мало что могла вам рассказать. Мой интерес возник почти случайно, из-за книги под названием „Внутри радуги. Русская детская литература 1920-35 гг. Прекрасные книги, ужасные времена“ („Inside The Rainbow. Russian Children's Literature 1920-35: Beautiful Books, Terrible Times“), изданной под редакцией Джулиана Розенштайна и Ольги Будашевской с чудесным предисловием Филипа Пулмана. Подобно многим английским читателям, я с восторгом, удивлением и восхищением листала страницы этой восхитительной книги. Однако, в отличие от других, у меня после её прочтения остались кое-какие вопросы, не дававшие мне покоя. Поэтому я и решила, в конце концов, написать письмо её издателю, которая мне любезно посоветовала отправиться в Амстердам, потому что именно там находятся две самые большие в Европе коллекции советских детских книг. Вот так, четыре года назад, и началось моё исследование».

И Фрэнсис рассказала о двух больших коллекциях советских детских книг — по триста экземпляров в каждой, хранящихся в Голландии.

Одна из них находится в Эйндховене, в Музее ван Аббе — самом большом нидерландском музее современного искусства, владеющем крупнейшим в мире собранием работ Эля Лисицкого. А вот вторая коллекция принадлежит частным лицам — голландскому врачу и его другу бизнесмену, чья русская жена, естественно, внесла немалый вклад в их замечательно не скромное собрание, которое, помимо чудных детских книжек-картинок , насчитывает множество брошюр пропагандистского характера, советской периодики и редких экземпляров советских альманахов и журналов.

Как «люди щедрые, открытые и честные», они, со слов британки, нередко выставляют эти экспонаты на проходящих в разных городах и странах выставках, поскольку «интерес к советскому искусству в целом и к детским книгам в частности сейчас действительно велик».

В Америке, куда бесстрашная Фрэнсис направилась после того, как завершила свои поиски в Голландии, ей посчастливилось увидеть крупнейшую за пределами России коллекцию книг знаменитого издательства «Радуга», хранящуюся в Принстонском университете наряду с книгами и других советских издательств. Но кроме этой коллекции, насчитывающей три с половиной тысячи советских детских книг, Фрэнсис Сэддингтон сумела отыскать ещё одну — хотя и меньшего размера, однако же ничуть не менее прекрасную.

Две с половиной тысячи книг, которыми по праву гордится Университет Пенсильвании, были собраны его преподавателем и выдающимся американским философом, социологом и педагогом Джоном Дьюи, приезжавшим в Советский Союз в 1928 году по приглашению наркома просвещения Луначарского «для ознакомления с организацией образования в советской школе».

Вернувшись домой, Дьюи написал очерк под названием «Впечатления о Советской России», в котором он с энтузиазмом отзывался об увиденном и восхвалял советскую систему педагогики. «Нигде в мире, — признавался Дьюи, — я не видел так много разумных, счастливых, занятых делом детей». А надо сказать, что сравнивать разные школы, подходы, системы у Дьюи имелись причины: в начале двадцатых он ездил в Японию, затем посетил Поднебесную, правительство Турции «вызвало» Дьюи для помощи в разработке своей образовательной программы, он также читал лекции в Мексике, выступал с докладами в Англии и Франции. И даже советская школа на протяжении нескольких лет довольно успешно пыталась работать «по Дьюи».

Однако всё «вдруг» изменилось в тридцатых, когда по предложению Троцкого он стал почётным председателем Международной комиссии по альтернативному рассмотрению московских процессов 1937-1938 годов. С тех пор имя Дьюи в Советском Союзе покрыли позором, а методы, им применённые, напрочь забыли. Но в том, чтобы выявить связь между личностью автора, кем бы он ни был, и строем, эпохой, давлением власти, в работе, которая, правда, ещё только пишется, британская исследовательница видит одну из поставленных перед собою задач. Как выглядят все остальные, она описала, говоря о примерной структуре предстоящей работы:

«За все эти годы я много прочла об истории советской детской книги и её литературных особенностях.

В своём исследовании мне хочется соединить эти открытия с историей культуры и социальной историей. Другими словами, меня интересуют абсолютно все аспекты такого уникального явления, каким является советская детская книга. Я рассматриваю её не только с точки зрения идеологического и политического воспитания, как это до настоящего времени было принято в моей среде, ведь, к сожалению, большинство читателей в Европе и США уверены в том, что советская детская книга, как и любая другая часть советской культуры 20-30-х годов, насквозь политизирована.

Но ведь это не так! Люди даже не догадываются о том, какой на самом деле она была веселой, какой смешной, какой изобретательной и красивой.

Советская детская книга была ярчайшим примером развития искусства авангарда и модернизма. И я собираюсь написать о том, какого потрясающего эффекта добивались советские авторы, используя при этом минимум средств. Владимир Лебедев, Эдуард Криммер и Эль Лисицкий применяли двухцветную печать, которая как будто бы играла всеми оттенками самой богатой палитры. Они обладали очень тонким вкусом и просто изумительным чувством юмора.

В отличие от многих британских художников, как в прошлом, так и сейчас, они знали толк в простоте и всегда думали не только о картинке, но и о дизайне, и о макете, о взаимодействии иллюстраций с текстом — то есть о книге в целом.

Я хочу рассказать о том, насколько значим был в советской детской книге элемент игры, и как превосходно она справлялась с педагогической ролью, занимаясь образованием юного читателя. Впрочем, нельзя забывать и о функции развлечения, которую, несомненно, советская детская книга тоже выполняла.

Кроме того, существовал ведь ещё и коммерческий аспект, игнорировать который было бы в корне не верно. Советские художники того периода рисовали непосредственно на литографском камне, с которого потом производилась печать, а это позволяло издателям экономить время и деньги на этапе фотографии.

Что же касается издателей, то их фигуры требуют внимания, ничуть не меньшего, чем личности поэтов или иллюстраторов... Я понимаю, как мне много предстоит ещё узнать, каким многостраничным будет труд, который, я надеюсь, мне всё-таки удастся написать. Но, знаете, чем больше я читаю детских книг того десятилетия, тем больше убеждаюсь в том, что мы, живущие сегодня, нуждаемся в искусстве, которое умели создавать советские художники, работавшие в этом жанре».

Источник: rara-rara.ru