Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
Интервью

Александр Пелевин: Нас приучили, что русская литература – это когда ты душу нараспашку и слёзочку выжимаешь

Александр Пелевин: Нас приучили, что русская литература – это когда ты душу нараспашку и слёзочку выжимаешь 21.05.2019

В начале апреля петербургская литературная премия «Национальный бестселлер» объявила имена финалистов. В их числе оказался молодой писатель из города на Неве Александр Пелевин с романом «Четверо» о всепоглощающем зле, космических путешествиях, душевнобольных и Крыме. «Форпост» встретился с автором, на счету которого уже три романа, чтобы узнать, как ему пишется под знаменитой фамилией, какие сюрпризы для читателя он спрятал в своей книге и чего ждёт от финальной церемонии «Нацбеста».

Многие сейчас обсуждают Александра Пелевина в первую очередь из-за того, что он пишет под фамилией Пелевин. Многие не только обсуждают – но ещё и осуждают. Как вы сами относитесь к такой реакции масс?

В последнее время, за что, кстати, я благодарен «Нацбесту» и в целом тому, что книжка «Четверо» довольно-таки сильно выстрелила, меня по большей части перестали путать с Виктором Пелевиным. Даже когда заходишь в книжный и спрашиваешь: у вас есть Алекандр Пелевин? «Александр Пелевин? Да, конечно, вот он».

Часто мне предъявляют, будто бы я специально оставил фамилию Пелевин, чтобы книжки лучше продавались. Это неправда, это никак не помогает их продвигать. Мы с издательством даже на обложках специально оформляем имя и фамилию разными цветам, чтобы это сильнее бросалось в глаза. Те случаи, когда нас с Виктором Пелевным реально путают и покупают мою книгу по ошибке – они анекдотичные, я знаю только два. И в основном всё это максимум на уровне шутеек и мемов.

Когда ты в 2019 году предъявляешь человеку претензии из-за его фамилии – это как-то не очень здорово. Мне кажется, предъявлять претензии из-за фамилии просто глупо. Это не расстраивает: во-первых, я к этому привык, а во-вторых, это происходит не в таких огромных масштабах, как могло бы быть. Пелевин – нормальная русская фамилия, очень распространённая. Пелевиных много, есть, например, ещё один Александр Пелевин – это вице-мэр Сургута. Есть Ариэль Пелевин – израильский массажист. Был Александр Пелевин, советский актёр и был ещё один Александр Пелевин – архитектор времён Российской Империи. Так что Пелевиных не один и не два.

Мне кажется, наши с Виктором литературные пути не пересекаются, поскольку он давно уже работает в парадигме постмодерна. Он каждый год выпускает, как Apple, новую книгу, которая, не в обиду ему будет сказано, похожа одна на другую. Хотя я его, кстати, очень уважаю и считаю «Чапаева и Пустоту» гениальнейшей книгой. Виктор Пелевин, конечно, классик, он очень крутой чувак, я респектую ему всячески.

Вы сначала писали стихи, а потом начали писать романы. Насколько широко фамилия обсуждалась, пока не было прозы, а была только поэзия?

Всё началось, когда вышла первая прозаическая книжка. Поэт Пелевин – это поэт Пелевин, к нему особо претензий нет, а вот когда я выпустил первую книжку, появились претензии. Причём иногда бывает безвыходное положение. «Почему это вы взяли псевдоним великого писателя, что это вы вообще хайпуете на имени классика?» – «Вообще-то это моя настоящая фамилия, вот паспорт». – «Лучше бы взяли псевдоним!» И что? Возьму я псевдоним, не знаю, буду Александр Гномов, и через некоторое время вскроется моя настоящая фамилия, и спрашивается – где будет больше ора?

А хотели бы вы с Виктором Пелевиным встретиться когда-нибудь?

Я только за. Сделал бы селфач и выложил куда-нибудь.

Кто ваш читатель, откуда он приходит?

Аудитория самая разная. Чем я точно могу гордиться – так это тем, что меня читает очень много молодёжи: юных зеленоволосых девочек, твиттерских прекрасных людей. Во-первых, я это связываю с тем, что книжки у меня кинематографичные. Я осознанно пишу так, чтобы была картинка, как видеокадр, выстроенная сцена и так далее. Ну и во-вторых, у меня прикольный твиттер. Некоторые люди приходят сами, некоторые читатели рассказывают о книжке друг другу. Целенаправленно я никогда не пиарился.

Финал «Национального бестселлера» уже совсем скоро. Ждёте церемонию?

Да, и мне совершенно будет не обидно, если ничего не получу, потому что там очень хорошие авторы. Там офигенный Трофименков (Михаил Трофименков – кинокритик, киновед, автор нон-фикшена «XX век представляет. Кадры и кадавры», своего рода исторической публицистики – прим. ред.) – прекрасный, безумно уважаемый мною автор, там потрясающий Рубанов (Андрей Рубанов – писатель и сценарист, автор романа «Финист – Ясный сокол», в основу которого положена русская народная сказка – прим. ред.), там крутые, сильные авторы, и мне будет просто приятно там побывать. Прогнозов никаких не хочу делать, конечно, потому что это дело неблагодарное, но я очень громко орал, когда попал в финал. Просто в лонг-листе были как очевидные фавориты – тот же Рубанов, ещё Етоев (Александр Етоев – петербургский писатель, редактор, критик, автор также вышедшего в финал «Нацбеста» романа «Я буду всегда с тобой» о временах Великой Отечественной в полуфантастическом Циркумполярье, существующем на месте российского Заполярья – прим. ред.) – так и очевидные аутсайдеры, а я болтался немного между и очень переживал по этому поводу.

Стало ли больше внимания критиков за последнее время?

Да, конечно, про «Четверо» очень много написали, и благодаря «Нацбесту» тоже. Вот Галина Юзефович (литературный критик «Медузы» – прим. ред.) внезапно написала положительную рецензию, я почитал, было очень приятно. «Афиша» сделала прикольный тест «Отличаете ли вы одного Пелевина от другого». Василий Владимирский недавно номинировал «Четверо» на премию «Новые Горизонты». Так что внимания критиков стало больше, намного больше, мне даже обидно, что «Калинова яма» (второй роман Александра Пелевина, в котором немецкий шпион Гельмут Лаубе накануне Великой Отечественной войны попадает во временную дыру рядом со станцией «Калинова Яма», в своеобразный «День сурка» – прим. ред.) в 2017 году так не выстрелила, потому что, на мой взгляд, она более цельная в плане соответствия замысла и реализации.

А как обстоят дела с тиражами книг в России?

Я, на самом деле, офигел, когда узнал, что нормальным тиражом в России считается две тысячи книг. Мне казалось, что нормальный тираж – это 10-15 тысяч. А то, что две тысячи – это печально. Надо приучать народ читать книжки.

Может быть, это значит, что литература не нужна?

Всё-таки нужна, но не так сильно нужна, как бы хотелось. Надо это исправлять. И молодые авторы нужны. Был смешной момент в ноябре прошлого года: меня пригласили в Дом журналиста на мероприятие под названием типа «Писатель как профессия мечты». Мероприятие было посвящено молодым авторам, туда пришли издатели и редакторы толстых литературных журналов. И сидят такие дяденьки и тётеньки и обсуждают: «Надо поддерживать молодых писателей», «Очень важно поддерживать молодых писателей», «Знаете, молодые авторы – это так важно, нужно их поддерживать». Дали выступить мне. Регламент пять минут. Начал рассказывать, меня тут же перебили: «Нам не интересна ваша творческая биография, у вас регламент». Я думаю: «Ну ничего себе, офигенно вы поддерживаете молодых писателей, прямо ух». Я был очень расстроен и зол, написал даже злую статью в «Деловой Петербург». У нас много говорят о том, как важно поддерживать новых авторов, как их нужно поддерживать, но на практике это не очень работает.

Вы несколько раз проговаривали, что «правильной» сейчас считается та современная литература, которая «Учит Жить и заставляет Страдать». Откуда этот вывод? Почему, на ваш взгляд, так получается?

Возможно, я не прав, но больше всего на книжных полках, в рецензиях, в литературной тусовке я вижу книжечки – я не буду сейчас персоналии и названия перечислять – которые выдавливают слёзку у читателя. Нас приучили, что русская литература – это когда ты душу нараспашку, слёзочку выжимаешь, что она заставляет читателя задуматься о судьбе, о жизни, обнять берёзку. А мне кажется, что выжимание слезы – это нечестный приём, потому что это самая простая эмоция, которую можно вызвать – погрустить, всплакнуть над печальной судьбинушкой. Мне не особо интересно так, мне интересно показывать истории и интересные образы. Мне кажется, что литература – она про рассказывание историй. А истории разные бывают. Можно рассказать какую-нибудь историю о высших алхимических божественных сферах.

В романе «Четверо» три истории: про космонавта Лазарева и далёкое будущее, про следователя Введенского в Крыму в 1930-е годы и про психиатра Хромова, работающего в недалёком 2017 году в Петербурге. Расскажите, пожалуйста, какой из персонажей появился первым и с чего вообще началось создание романа.

Мне захотелось написать что-нибудь совсем заковыристое, что-нибудь с кучей перекрёстных символов. То есть первым был формат: символика, разные повествовательные линии. Тем летом я посмотрел новый сезон «Твин Пикса» и решил, что хочу сделать что-то с таким же подходом. На самом деле, «Четверо» основаны на кино: «Солярис», «Чужой», всякая космическая фантастика.

Первым из персонажей появился космонавт. Изначально была идея сделать две линии: Крым и космос. Кстати, о городе Белый Маяк, в котором происходит действие в Крыму, – есть город Малый Маяк, и там тоже есть санаторий, есть спуск из города к санаторию, как в книжке, только нет профессорских дач. Так что город Белый Маяк почти существует, но с другим названием.

Я написал три главы и изначально линии про 2017 год не было совсем. Была далёкая планета, была героиня – непонятная женщина в стиле толстовской Аэлиты. Потом я подумал, что что-то не то и надо как-то добавить современности и разбавить этот пафос. Я не очень доволен современной линией, она получилась довольно плоской.

Как вы можете объяснить весьма туманный финал романа? Что там произошло?

Я, конечно, концовку немного слил, трудно обвинять читателей в том, что они что-то не поняли – нужно просто концовки понятнее делать. Я, кстати, недавно придумал нормальный финал для «Четверо». Своевременно, да?

Вообще, суть концовки в том, что Лазарев улетает в прошлое, роняет звезду и эта звезда зарождает семена бесконечного зла. Я это прописал недостаточно эффектно и качественно и не придумал вовремя ещё одну важную вещь, которая была бы очень в тему. Если вдруг по «Четверо» будут снимать кино, там будет нормальная (более логичная и понятная  прим.ред.) концовка.

Почему фантастика? Чем она вас так привлекает?

Это палка о двух концах. С одной стороны, она даёт больший простор для повествования, истории, можно придумать что-нибудь. Но есть и ограничения: если ты придумываешь некий мир, то он должен работать по своим законам. Если выдумываешь некую историю, то у неё есть свои рамки, своя логика, свое развитие, даже если это полный сюрреализм, как у Линча. Это всё равно некие механизмы и законы, которых ты должен придерживаться, даже если это логика абсурда.

Откуда такой интерес к советской символике? По сути, на ней ведь держится весь роман «Здесь живу только я» (первый роман Александра Пелевина, вышедший в 2016 году – прим. ред.) и во многом – «Четверо».

Я сильно угараю со всего этого, вырос на советских книжках, на Аркадии Гайдаре. На советском кино, «Неуловимые мстители» и всё такое. Советское наследие сильно влилось в коллективное бессознательное, и не вытравить его никак.

Почему у вас в романах некоторые образы – четыре всадника и звёзды, например, – повторяются?

Это «пасхалки», отсылки. Чтобы читатель это увидел и подумал: ой, а это уже было.

Какая ваша самая любимая «пасхалка» в собственном романе? Есть ли такая, которую ещё никто не нашёл?

Да, есть такая! В книжке указываются координаты высадки на планету Проксима Центавра b. Это широта и долгота города Сызрани.

Думаете ли уже над следующей книгой?

У меня есть задумка, она в процессе трансформации. Я раскрывать её пока не буду, может, она полностью изменится. Готова уже пара страниц набросков, так что что-нибудь начну писать новое.

Можно ли сказать, что Александр Пелевин – это такой постмодернистский проект, начиная от имени и заканчивая книгами?

Я позиционирую себя как метамодернистский проект, потому что я не разрушаю смыслы, а создаю всякие прикольные образы. Теми же средствами постмодерна – отсылками, цитированием, перекрёстными символами. Но я не стебусь над реальностью, а, может, громко будет сказано, но её создаю.

Автор: Елена Васильева

Источник: forpost-sz.ru


Комментировать

Возврат к списку