Почему романы так часто оказываются историями о приключениях и почему подъем романа в XVIII в. случился в Европе, а не в Китае

Существует много способов говорить о теории романа, и мой способ будет основан на трех вопросах.

Вопрос первый: Почему романы пишутся прозой?

Проза. Сегодня она настолько вездесуща в романах, что мы склонны забывать, что все могло бы быть иначе: "Сатирикон" содержит много стихотворных отрывков, средневековые французские романы достигли вершины в стихотворных строфах Кретьена де Труа... Почему же проза одержала победу и что это значило для романной формы?

...конечно же, дело не в том, что стих игнорирует причинно-следственные связи, а проза и есть не что иное, как эти связи... Есть и другая возможная отправная точка, которая приводит не к нарративности, а к сложности. К ней подталкивают исследования о разрифмовывании - переводе стихотворных рыцарских романов XIII в. в прозу, в процессе которого регулярно возрастало количество придаточных предложений.

Придаточные конструкции не только трудоемки, но они также по-настоящему продуктивны: результат оказывается больше суммы частей, потому что подчинение устанавливает иерархию среди предложений; значение становится артикулированным, появляются аспекты, не существовавшие заранее... Вот как появляется сложность.

Ускорение нарративности, создание сложности. В чем значение прозы для романа? Она позволила ему действовать в двух совершенно разных плоскостях - массовой и высокой, делая его чрезвычайно успешной и легко адаптирующейся формой. Но вместе с тем сделала его крайне поляризованной формой. Форма, разрывающаяся между нарративностью и сложностью: причем в истории преобладает нарративность, а в теоретизировании - сложность.

Да, я понимаю, почему некоторые с большей охотой будут изучать структуру предложений в "Послах" Генри Джеймса, чем в "Удалом Даймонде Дике", написанном в те же годы... [однако] в этом случае в число недействительного попадает, во-первых, большая часть романного поля и, во-вторых, сама форма этого поля... Сделать стиль бульварных романов основным объектом исследования и объяснять Джеймса в качестве маловероятного побочного продукта: вот путь для теории прозы - потому что таков был путь истории. А не наоборот. Посмотреть на стиль прозы снизу.

Вопрос второй: Почему романы так часто оказываются историями о приключениях?

Романы - длинные [тут в дело идет любимая Моретти статистика: от 20 тыс. слов в "Дафнисе и Хлое" до 400 тыс. в "Дон Кихоте"]. Вопрос в том, как они стали такими? Если бы мне пришлось остановиться на одном механизме, я бы сказал: приключения. Приключения расширяют романы, делая их открытыми миру... Как проза умножает стили, так приключения умножают истории: и устремленная вперед проза идеально подходит для приключений - синтаксис и сюжет движутся в унисон.

Мы можем написать историю историю романа без модернизма или даже без реализма; но без приключений в прозе - нет.

Вопрос третий: Почему подъем романа в XVIII в. случился в Европе, а не в Китае?

До середины, а то и до конца XIX в. восточноазиатские и западноевропейские романы развивались независимо друг от друга... одна форма в двух лабораториях - идеальный случай для сравнительной морфологии. [В чем же различие?] Протагонистами китайских романов выступают не индивиды, а группы → сведение нарративности к минимуму. "Записки о камне" часто называют китайскими "Будденброками", и оба эти текста действительно являются историями об упадке великой семьи, однако в "Будденброках" рассказано о 50 годах на 500 страницах, а в "Записках" - о 10 годах на 1 тысяче страниц: и дело не только в ритме [спойлер: для европейского романа важно то, что происходит "потом", для китайского - то, что происходит "по сторонам"].

[Тем не менее] вплоть до XVIII в. китайские романы, возможно, были более распространенными и более качественными, чем романы любой из европейских стран, за исключением разве что Франции.

Подъем романа в Европе как отклонение от китайского пути: как только начинаешь думать таким образом, сразу же бросается вглаза, что в Китае к роману относились намного серьезнее, чем в Европе. К началу XVIII в. к китайской культуре уже существовал романный канон; Европа даже не помышляла об этом.

Мы должны искать недостатки, уводившие европейский роман с китайского пути... и вот один из них: эстетическая трансформация случилась с европейским романом в конце XIX в., с запозданием почти в 300 лет. Почему?

[Да, капитализм, да, общество потребления, больше образованного населения, больше доходов и свободного времени - но штука в том, что читатель XVIII века читал гораздо быстрее и поверхностнее, читал "для себя", для удовольствия - кстати, роль этого фактора, по Моретти, все еще недооценена филологией] = Больше романов и меньше внимания. [Китайских же читателей тормозила чрезмерная серьезность] = Изучение, а не потребление по одному тому в день.

Почему в XVIII в. не было подъема китайского романа и не было эстетической трансформации в Европе? Ответы на эти вопросы являются отражением друг друга: серьезный подход к роману как эстетическому объекту замедлил потребление, тогда как ускорившийся рынок романов мешал сосредоточиться на эстетике. (...) В Европе лишь модернизм заставил людей изучать романы. Если бы они читали с пером и с комментариями в XVIII в., подъем европейского романа не состоялся бы.

Цит. по: Франко Моретти. Дальнее чтение / Пер. с англ. А. Вдовина, О. Собчука, А. Шели. – М.: Изд-во Института Гайдара, 2016. С. 222-247. Текст в квадратных скобках - Сергея Оробия.

Источник: Блог Сергея Оробия, доцента из Благовещенского государственного педагогического университета