Заявления Александра Снегирева сделанные на встрече проекта «Люди как книги»

— Тираж книг внежанровой литературы (не любовных романов и не детективов) редко измеряется десятками тысяч. Посмотрите на издания ледоколов этого направления, Пелевина или Улицкой — они выходят тиражом 50 тыс. экземпляров. Это значит, что писатель сейчас не может быть известным сугубо как писатель. Он появляется на общественном радаре, только если занимается смежными вещами. Важно понять, что литература — это не только книги. Литература — это стихия, отыскивающая себе обличие под стать эпохе. Наше время заставляет искать новые формы «подачи» литературы. Надо следить за течением, нельзя самодовольно держаться за давно брошенный якорь, иначе однажды мы обнаружим, что вода просто ушла.

— Откуда вы знаете, что такое добро, красота и уж тем более истина? У каждого — свое представление. Я в Новосибирске уже третий раз повторяю пословицу «Что русскому хорошо, то немцу смерть». Это про добро. Иногда достаточно немного сменить угол зрения — и мир предстает в совершенно ином свете. Писатель не имеет права быть статичным. Писатель обязан смотреть на мир с разных точек зрения. Неподвижность равна смерти. Теперь к смыслу жизни. Понятно, что мы все умрем. Говорят, мы продолжимся в наших делах, наших детях и в нашем искусстве? Большой вопрос. Вместе с этим физики — у вас ведь их много — вроде доказали, что мысль имеет волновую природу. Мысль имеет начало, но не имеет конца, уходит куда-то в будущее. Возможно, все, что мы делаем, — бесконечно. Это внушает осторожный оптимизм. И все же у меня вызывают уважение люди, которые, грубо говоря, ведут себя хорошо, не надеясь на воздаяние. Вы не убиваете, не воруете и не крутите с чужой женой не потому, что боитесь кары после смерти, а просто потому, что вот такой вы человек. Мне кажется, это сильно. Мысль не моя, но я с ней согласен, что добросовестный атеист лучше того верующего, который соблюдает заповеди из страха.

— Перспектива вытеснения сценаристов писателями, которые адаптируют свои книги для кино и телевидения, кажется мне вполне реальной. Писателям нужно выживать, и они, как животные, борются за пастбище. Писатели — народ неизбалованный и закаленный, они могут своими клыками, рогами и зубами вытолкать с этой полянки тонкокожих сценаристов. Знаете, в Египте можно наблюдать, как козы жуют выброшенный на помойку телевизор. Адаптировались — и ничего, дают молоко. Мы живем в начале процесса, который меняет искусство и общество. У нас уже не клиповое, а инстаграмное мышление. Мы не можем воспринимать историю дольше минуты — ровно такую максимальную продолжительность может иметь видео в «Инстаграме».

Сегодня аудиовизуальные искусства взяли на себя бремя нарратива. Литература свободна, она больше не обязана изображать сцены и быть визуальной. Это повлечет за собой трансформацию литературы, ставка на образность сменится ставкой на мысль. Технологии во все времена влияли на развитие искусств. Сокращение объема информации, которую готов и способен воспринимать читатель, снятие с литературы нарративной повинности потребуют от писателей большей концентрации, большей афористичности, большего лаконизма и поэтичности.

— Про психические отклонения. Раздвоения личности и любые сдвиги очень интересны для художественного исследования. Шизофреников у нас куда больше, чем может показаться. Мне попадалась на глаза статистика, по которой до 80% населения современной России в той или иной степени нуждаются в психологической помощи. Это не клинические случаи, конечно, просто надо к психологам ходить… Недавно ведь всей страной воду заряжали — царство небесное заряжателю… С одной стороны, массовая шизофрения, с другой, возможно, чудо. Случай с фильмом «Матильда». Все это очень любопытно для исследователя.

Чем интересна шизофрения? Это гипертрофированная демонстрация обычности. Каждый из нас иногда разговаривает сам с собой, каждый представляет себя кем-то иным, в каждом уживаются зверь и ангел. Просто «нормальные» люди контролируют эти стихии, а «шизики» нет.

— Продавцы Amazon докладывают, что прекратилось и падение продаж бумажной книги, и рост продаж электронной. А ведь США — читающая страна, там стартовый тираж такого писателя, как Пелевин, был бы миллионный, у нас — 50 тыс. штук. Но я о другом: новые читатели выбирают старую добрую бумагу, а не обязательно электронные версии, как недавно казалось. Молодежь вообще не так уж балдеет от цифровых гаджетов. Они, конечно, делают селфи… Но они совсем не идиоты, которые сидят в VK, слушают глупую музыку и смотрят на youtube, как мужчины разбивают арбузы коленями. Благодаря им перспективы у бумажной книги есть. Это связано с физиологией — нам просто нужна тактильность. Мы все реже касаемся денег, предпочитая карты, не всегда примеряем вещи в магазинах, выбирая покупки online, романтические отношения тоже происходят в Сети. Но тоска по вещественной реальности дает о себе знать, и это будет влиять на судьбу и книги в частности, и литературы вообще.

— На меня произвел впечатление фрагмент письма Кафки одному из своих друзей (Оскару Поллаку. — «КС»). Он пишет, что мы должны читать лишь те книги, что кусают и жалят нас. А если прочитанная книга не потрясает нас, как удар по черепу, зачем вообще читать ее? Дальше — еще лучше: «Книга должна быть топором, способным разрубить замерзшее море внутри нас». Если ледяное море хоть чуть-чуть треснуло, значит, писатель со своей задачей справился. Обычно это очень некомфортные книги — совсем не те убаюкивающие книжки, которые напоминают вам о так называемой духовности. Знаете, листочки на веточке, снежок на елке… Светлая грусть — это не духовность, а фальшивка. Книги, разрубающие ледяное море! А остальное, что там внутри, не так важно — мат или сплошной текст о боге. Если, закрыв книгу, вы становитесь человеком в высшем смысле этого слова — значит, она написана не зря.

— Хороший сериал никогда не имеет продолжения. Это завершенная история. Кстати, «Война и мир» Толстого или «Идиот» Достоевского выходили по принципу сериала — сезонами. Достоевский, можно сказать, положил основу сериального жанра. Тут все про «Улисс» говорят — какой сложный. А ведь «Братья Карамазовы» многие тоже не дочитали. Обалденно написано, просто текст гипернасыщенный. Фактически это священная книга. Ее можно читать с любого момента. И совсем не обязательно дочитывать. Это свойственно великим книгам. Библии, например.

— Война, на мой взгляд, — это проявление страсти. Ахилл полюбил Пентесилею на поле брани в момент ее гибели от его руки. Безразличные друг к другу нации не ведут войну друг с другом. Вот у нас с Украиной — как у супругов, которые всякое пережили, остаются рядом и продолжают скандалить. Между нами, к счастью, нет войны. Конфликт. С дележом имущества, с обидами. Мы еще долго будем обсуждать наш брак, кто в нем первую скрипку играл, кого выдали насильно и так далее.

— О будущем? О профессии детей? Отличная цитата Курта Воннегута: «Если вы всерьез хотите разочаровать родителей, а к гомосексуализму душа не лежит, — идите в искусство». Что такое мировая известность — трудно оценить. Мне кажется, мы с Анной (Анной Козловой, вторым героем встречи проекта «Люди как книги». — «КС») пишем все круче и круче. Дело не в том, насколько ты известен. Главное — что ты настоящий. Если ты настоящий — можешь быть совсем неизвестным. Главное в жизни — понять, кто ты, а поняв, осмелиться. Осмелиться быть собой. Вот у вас в музее висит Айвазовский, и перед ним даже такая красная ленточка, типа он великий художник. Конечно, никакой он не великий, просто классный мастер, который море похоже рисовал. А на самом деле великий Ван Гог при жизни всего одну картину продал, и то за копейки. А при жизни Кафки вообще не было такого писателя. Все, что Кафка написал, было издано после его смерти. Все относительно.

Источник: www.ksonline.ru