Ольга Славникова: Я до сих пор не знаю, как делается проза

2016 год стал последним для известной премии «Дебют», на месте которой тут же возникла новая крупная премия для молодых авторов - «Лицей». В начале июня этого года на Красной площади состоялось объявление финалистов второго сезона «Лицея», общий призовой фонд составил 4,8 млн рублей. Тем временем многолетний координатор «Дебюта» Ольга Славникова тоже на месте не сидит: ее роман «Прыжок в длину», вышедший после продолжительного перерыва, хорошо прозвучал в критике, готовится новая книга, и, кроме того, много сил отнимает преподавание. Об отношении к новой премии, а также о тенденциях, пришедших на смену «Дебюту», о готовящемся романе и особенностях мастерской прозы писатель лауреат премии «Русский Букер» Ольга Славникова рассказала в интервью «Учительской газете».

- Ольга Александровна, премию «Лицей» критики называют торжеством консервативного тренда, пришедшим на смену «инновативному» «Дебюту». Разделяете ли вы это мнение?

- Заметим, что ни организаторы «Дебюта», ни организаторы «Лицея» за авторов не пишут, но имеют дело с теми работами, которые поступают на конкурс. Когда начинался «Дебют», на дворе была другая эпоха. Те, кто приходил тогда в литературу, упивались свободой, наступившей после соцреализма. Радикальные эксперименты виделись и в значительной мере были залогом успеха. Сейчас время стоячее, и чем больше постправды в новостях, тем сильнее у литературы тяга к «жизни в формах самой жизни». Еще, наверное, влияет Фейсбук с его бесконечной констатацией простых повседневных реалий. Отсюда консервативное «дневниковое» мышление. Я думаю, тут мало что зависит от политики премии. Эксперты в «Лицее» профессиональные, и, если вдруг возникнет подлинно новаторский текст, его вряд ли оставят без внимания.

- А воспринимаете ли вы эту премию как законную преемницу «Дебюта»?

- «Лицей» образовался тогда, когда «Дебют» встал на паузу. Да, модель новой премии во многом повторила модель «Дебюта» и за отсутствием последнего заняла нишу. Но все произошедшее связано не с литературной, а с экономической ситуацией. Фонд «Поколение», поддерживавший «Дебют» шестнадцать лет, из-за кризиса сократил программы. Я попыталась найти другое финансирование, но потенциальные партнеры вдруг передумали. Тогда я решила, что не могу превращать поиск денег для «Дебюта» в свой образ жизни. Если партнер найдется сам, обе премии вполне могут существовать параллельно.

- Насколько изменился ваш распорядок дня в связи с переменами? Удалось ли сосредоточиться на новых прозаических замыслах?

- Изменился в первую очередь распорядок года. Когда шел конкурс «Дебюта», все летние месяцы и сентябрь были посвящены исключительно координации работы экспертов и чтению рукописей. Это была жесткая микроволновка для мозга: ни единого выходного, ни единого просвета, даже пару недель на море я проводила, уткнувшись в монитор. Теперь этого сверхнапряжения нет, нагрузка распределена более равномерно. Работы меньше не стало: у меня и мастерские, и коучинги. Но навык тайм-менеджмента, отточенный в «Дебюте», позволяет выкраивать драгоценные утра на прозу. Да, новые замыслы растут. Задача - не дать новым идеям перебить ход романа, который пишу давно.

- Новый роман «2050», насколько мне известно, будет посвящен изоляции России от остального мира. Как продвигается работа? Влияет ли на сюжет внешнеполитическая обстановка?

- Кажется, я опять влезла в историю, как с романом «2017», изданным в 2006‑м: мои читатели через некоторое время смогут проверить мои футурологические гипотезы. И азартно, и страшновато, конечно. Роман об изоляции России я начала писать в 2012‑м, когда никакой изоляции еще не было. Теперь многое приходится перерабатывать с учетом реальных, уже случившихся событий. Однако если в 2014‑м грянули политические неожиданности, то теперь они, похоже, закончились. С победой постправды международная обстановка стала, на удивление, предсказуемой. Человеческое бескорыстное вранье неисчерпаемо в своем разнообразии, а вранье корыстное ограничено целями, которые всем понятны. Легко представить, до какого примитива дойдут новостные блоки, взятые из головы. Никогда власти предержащие не были хорошими драматургами. Но само по себе международное шоу - благодатное поле для художественного исследования. Чем я и занимаюсь с большим удовольствием.

- Вы также активно занимаетесь мастерской современной прозы в Creative Writing School. Чем ваш курс отличается от курсов коллег-прозаиков Марины Степновой, Майи Кучерской, Алисы Ганиевой? Как «разделяете» обязанности?

- Разделения обязанностей не существует, курс индивидуален и определяется личностью преподавателя. Про себя могу сказать, что работаю со слушателями на результат, то есть на создание готового текста и на его публикацию. Надеюсь, через год-другой у моих студентов начнут выходить книги. Я, как преподаватель, очень амбициозна и готова вкладывать много труда в осуществление этих амбиций. Например, каждый слушатель по ходу мастерских получает дополнительные индивидуальные консультации, а структура домашних заданий ориентирована прежде всего на личный творческий проект студента: на будущий роман или цикл рассказов.

- Ваши семинары скорее живой диалог или совместный разбор рукописей?

- Разбор рукописей - это как раз индивидуальная работа с теми, у кого уже есть хотя бы пара рассказов или пара романных глав. По ходу мастерских мы делаем эскизы, как их делает живописец, прежде чем взяться за большое полотно. Эскизы предваряет теоретическая лекция: по использованию детали, например, или по композиционным приемам в крупной и малой прозаической форме. Эскизные тексты мы разбираем на общем обсуждении, а потом, при удаче, они идут в копилку будущих книг. Но диалог ведется и во время лекции: я предлагаю сразу задавать вопросы, и бывает, что беседа продолжается и в вестибюле, и в соседнем кафе. Всегда не хватает времени, если честно.

- Недавно коллега-прозаик признался, что никогда не даст свою рукопись на оценку такому же прозаику: мол, он же неизбежно «почувствует во мне конкурента». Палка о двух концах: с одной стороны, собственное участие в любой деятельности помогает лучше оценить плоды чужих трудов, с другой - отсутствие амбиций привносит долю здравой отстраненности в оценке. Преподаватель Ольга Славникова часто опирается на опыт Славниковой-прозаика? Неизбежна ли абсолютизация собственного опыта или, напротив, исключена?

- Я никого не затачиваю «под Славникову», если вы об этом. Напротив, сразу объясняю: все, кто сидит передо мной в аудитории, - все разные. То, что при моем типе письма есть достижение, для любого из студентов может оказаться неорганичным. Например, он минималист в языке. Или хочет писать детектив. У всех, конечно, есть родственники в литературе: на занятиях мы пишем эскизы - подражания близким авторам, как вот начинающие живописцы копируют полотна мастеров. Так постигается «с руки» техника мазка, и не только. Всего три человека за два года взяли в качестве образца мой текст. Но есть и другой мой опыт - опыт жизни с таким отягощением, как писательский талант. Как не сломаться, не бросить все, если роман застрял? Как организовать жизнь, чтобы оставалось время на прозу? Как пережить уничижительную рецензию? В моем случае роль преподавателя еще и роль «бывалого». Писатель, представляющий свое произведение, уязвим, легко становится жертвой манипуляций. Мы на занятиях сканируем некоторых критиков, разбираем их манипулятивные приемы, цели и интересы. Говорим и о конкуренции, в том числе недобросовестной. О том, как не бояться, не завидовать, не засорять тот тонкий инструментарий, каким пишется проза.

- «Проза» - это когда я не понимаю, как это сделано», - признавались вы. Как автору найти баланс между нелюбимой вами «технологичностью» и собственным продуктивным непониманием замысла?

- Первоначально замысел - это облако, некое бесформенное сгущение. Писатель не видит, что там, внутри, но знает: там что-то есть. Постепенно из мглы высвобождаются части будущей прозы: герой, диалог, иногда просто жест, тень жеста. Это пока продуктивное непонимание, в нем романист проводит несколько месяцев. Но когда высвобожденных - прописанных - частей становится достаточно, наступает стадия монтажа. И вот здесь уже нужны технологии: надо знать, как ладятся друг к другу эпизоды, где делается сильное ударение, как можно справиться с агрессией излишков. Главное - у писателя всегда есть невидимый соавтор. Кто он, неизвестно. Он, судя по всему, знает, как делается проза. Я не знаю до сих пор.

- Как, неужели не даете вашим подопечным какие-то общие советы по написанию прозы?..

- Да, общее понятие о техниках есть, мы об этом говорим, но применение техник - дело очень индивидуальное. Интуитивно можно до многого дойти самому, но это путь затратный. Иные забираются в такие сюжетные тупики, что застревают там, как незадачливый турист застревает в сужающемся пещерном лазе - ни туда и ни сюда. Нельзя рассчитать писательское озарение, но расчет помогает избегать ошибок, которые делают почти все начинающие авторы. Да и не начинающие тоже.

- Роман «Прыжок в длину» называют мастерским как раз в смысле применения техник. Сергей Сиротин сравнивает вас с королем языковых метафор Юрием Олешей, Анна Жучкова в другой рецензии, напротив, радуется избавлению от метафор в новом романе. Для чего нужны метафоры и сравнения вашему стилю?

- Кажется, будто метафора, вообще любая дополнительная краска - это излишество, замедляющее чтение, заслоняющее, собственно, «про что». Без излишеств можно было бы и обойтись в принципе. На самом деле метафора - это ускорение, кратчайший путь между словом и смыслом. Как-то на мастерских я попросила студентов взять простейшую метафору и передать то, что она содержит, другими словами. Вместо одной фразы получался минимум абзац. Метафора для меня - наилучший смыслоуловитель. Если, конечно, не отказываться от глубоких погружений, не стелить деревянных мостков над объемами трудновыразимого. Я люблю метафору еще и за то, что она оживляет вещи, может что угодно превратить во что угодно. Метафора - моя волшебная палочка.

- О романе много говорили в прессе не только в связи с метафорами. Людмила Вязмитинова рассуждает о «традициях метафизического реализма», Ольга Бугославская - о переосмыслении «евангельской идеи самопожертвования»… Вы довольны рецепцией книги? Как, если обобщить, восприняла роман публика?

- Я благодарна всем критикам за прочтение, даже за прочтение «вверх ногами», как это произошло с отдельными коллегами, увидевшими в романе многовато некрасоты и на слово «морозы» ждущими рифмы «розы», никак не иначе. Извините, что ржавые, натруженные, искривленные предметы видятся мне выразительнее букетика в вазочке. Конечно, Людмила Вязмитинова и Ольга Бугославская на много порядков глубже, они увидели то, что и для меня стало новым ракурсом. А вообще роману еще предстоит быть прочитанным. Пока снята поверхность, самые понятные слои, а на большее у читателей, в том числе профессиональных, просто не хватило времени. Реакция на новинку должна быть оперативной, а роман не глотается, встает комом в горле, и собственные неприятные ощущения критик принимает за свойства прозы. Подождем, я человек терпеливый. Роман проявится постепенно, станут видны связи, водяные знаки. А я тем временем еще роман напишу.

Источник: Учительская газета