Александра Маринина: «Всегда была не уверена в себе. Такой, наверное, и помру»

Популярная писательница детективов, «мама» Анастасии Каменской, рассказала киевской газете «Сегодня» о новой книге, о том, за что не любит свои экранизации, о главном страхе, о секрете успешного 26-летнего брака и виртуальном общении с поклонниками.

Настоящее имя писательницы — Марина Анатольевна Алексеева. Дед и отец были сыщиками, мать преподавала в школе милиции. Детство прошло во Львове (мать Марины приехала рожать поближе к своей маме, которая потом активно помогала нянчить ребенка). В 1979 году окончила юридический факультет МГУ и получила распределение в Академию МВД СССР. С 1991 года по 2015 гг. выпустила около 50 романов. Первая в России женщина-писатель, заработавшая литературой $1 млн. Замужем (супруг Сергей Заточный — полковник милиции в отставке), детей нет.

По ее книгам снят популярный сериал «Каменская». В 2012 году двухтомный детективный роман Александры Марининой «Бой тигров в долине» стал победителем литературной премии в области электронных книг «Электронная буква» в номинации «Бестселлер года».

Интересно профессиональное мнение следователя Марининой по поводу перевоплощения милиции в полицию, которое в РФ произошло в 2009—2011 гг.: «Эта реформа по переименованию структуры — та еще дурь! Причем дурь безрезультативная и растратная. Ведь это новые документы, новые штампы, форменные нашивки. И чего ради? Говорят, что теперь это «совершенно новое ведомство», из которого «поганой метлой всех взяточников и коррупционеров повыгоняли». Переименовать переименовали. А вся гниль в милиции так и осталась».

— Марина Анатольевна, в последние годы вы выбирали для своих книг темы, которые требовали погружения в новые знания практически с нуля: ювелирное дело, театр, судмедэкспертиза, фигурное катание и т. д. Почему сейчас решили написать роман с пока еще неизвестным названием о том, что и так хорошо знаете — юриспруденции?

— Я совсем не знакома с юриспруденцией XIX века, эта область знаний никогда не была моей специальностью. Именно поэтому мне и стало интересно почитать об этом и написать. Ни о каком предмете не посмею заявить, что хорошо знаю его, потому что прекрасно отдаю себе отчет в ограниченности собственных возможностей. Даже саму себя знаю плохо, что уж говорить о праве, тем более позапрошлого века! Почему книга именно о юристах? Мне просто интересны судьбы людей, посвятивших себя юриспруденции.

— Сегодня многие писатели, как никогда, пытаются почувствовать дух времени, заглянуть в своих книгах в будущее. Вы говорите, что никогда не станете писать ни о политике, ни на злобу дня. Но что тогда делает ваши книги актуальными, современными?

— Почему-то принято считать, что политика и «злоба дня» — это главные интересы человека. Я с этим совершенно не согласна. Человеку, в первую очередь, интересен он сам. Он сам для себя — центр Вселенной; его интересы, вкусы, желания и потребности, его проблемы, его радости и страдания — вот что интересует любого человека в самую первую очередь, и это нормально. Если человека в первую очередь интересует «злоба дня», это патология.

При этом понимаю, что найдется множество людей, которые со мной не согласятся, и будут с пеной у рта отстаивать свою позицию: самое главное для них — политика, экономика и судьбы Родины. Это лукавство. Такие люди не лгут, они, безусловно, говорят правду, но именно ту правду, которую сами видят. А поглубже заглянуть им или лень, или страшно. На самом деле конечная цель каждого человека — его собственный душевный, психологический комфорт. И если какому-то человеку кажется, что ему непременно надо стать политическим лидером и изменить судьбу страны, то за всем этим, на самой глубине, лежит всего лишь стремление почувствовать себя состоявшимся и оцененным: чтобы все видели, что под его руководством страна изменилась к лучшему, какой он молодец, не зря жизнь прожил. Собственно, только ради этого «какой я молодец» все и делается. И ничего плохого в этом нет.

Просто люди стесняются признаться себе, что в конечном итоге все упирается в их собственные личные потребности. А почему стесняются? Это не стыдно, не позорно, не порочно. Это совершенно естественно. Если бы не было этих самых личных потребностей, не было бы вообще никакого развития, никакого движения вперед. Нам еще в советское время крепко внушили, что личное — это низменно, а общественное должно быть на первом месте. И мы продолжаем так думать, хотя на самом деле все «общественное» состоит именно из «личного», и «личное» у любого человека в норме должно стоять на первом месте. Все мои книги именно о личном, потому что это главное — во всяком случае, в моем представлении. Не может быть крепкого и сильного государства, если оно населено людьми с искореженным внутренним миром. Если мы хотим, чтобы общественное развивалось в позитивную сторону, мы должны начать с себя, со своего внутреннего мира.

— За 20 лет работы вы написали больше 50 книг, но признаетесь, что до сих пор, отсылая в издательство новую рукопись, волнуетесь, что вам позвонят и скажут, мол, она никуда не годится. Почему, имея такой опыт, вы все еще не уверены в себе?

— А я вообще не уверена в себе, и всегда была такой, с самого детства. Такой и помру, вероятно. И прекрасно понимаю, что никакие прошлые успехи и положительные оценки не гарантируют, что человек вдруг сделает неудачно или даже совсем плохо. Все когда-то бывает в первый раз, и с каждой сданной в издательство рукописью начинаю ждать, что вот именно сейчас этот первый раз и случится. Сочетание успехов и провалов совершенно естественно для любого человека — ни одна жизнь не может состоять только из удач.

— Ваши книги переведены на 28 языков в 40 странах мира. С кем-то из иностранных издателей у вас сложились особые отношения?

— У меня нет никаких особых отношений с иностранными издательствами. Исключение составляет только издательство в Литве, и то лишь потому, что мой литературный агент родом из Вильнюса и может общаться с издательством по-литовски. В Литве переводят все, что я пишу, и довольно быстро, почти сразу после выхода новой книги на русском языке. Со всеми остальными издательствами отношения сугубо деловые.

— Как-то раз вы сказали, что никогда не сопереживаете происходящему, например, на экране. Не позволяете иллюзиям себя увлечь. Значит ли это, что вам не свойственно сопереживание?

— Если сочувствие мне и свойственно, то проявляется оно в отношениях с живыми людьми, а не с придуманными. Придуманный персонаж в моем сопереживании не нуждается, потому что его характер и его судьбу уже придумал автор. Когда я смотрю фильм или читаю книгу, то любой сюжетный ход и любую реплику оцениваю только как элемент, который нужен автору (писателю или сценаристу) для движения фабулы и подкрепления общей идеи. Понятно, что в такой ситуации я никогда не буду переживать, мол, вот как же — человек страдает, как мне его жалко, чем бы ему помочь? С живыми людьми все не так.

— Вы часто пишете о смерти. А что вы сами думаете о ней?

— Я верю, что лучше внезапная смерть, чем мучительное долгое угасание. Но при этом человек должен быть подготовлен к смерти. Не бояться ее. Написать завещание, продумать дальнейшее существование родственников, которые от тебя зависят. Сами подумайте: вот умер человек внезапно, а в его делах — разброд и шатание. А семье усопшего копаться и разбираться во всем этом — тот еще геморрой!

— Вы в основном неодобрительно воспринимаете экранизации по своим произведениям, потому что в них много такого, чего не было в ваших текстах. Вы из тех, кто считает, что режиссер не имеет права на авторский взгляд, или дело не в этом?

— Режиссер имеет право на что угодно, на то он и режиссер. Другой вопрос, что автору взгляд режиссера может быть близок и понятен, а может быть понятен, но не близок. А может быть и вовсе не понятен. Режиссеру может понравиться именно заложенная в текст идея автора, и тогда он, возможно, перекроит события и характеры, но идею сохранит. Режиссеру могут понравиться персонажи, и тогда он может совсем вольно обращаться с событиями и идеями, но сохранит характеры и судьбы. Режиссер может решить, что надо экранизировать очень популярного автора, потому что люди наверняка будут это смотреть, и это принесет кассовый доход: в этом случае он обращается и с идеями, и с сюжетом, и с персонажами как угодно, придумывает то, что ему нравится, и уверен в успехе, потому что зритель «купится» на знакомые имена и названия. Любой автор, уступающий производящей компании права на экранизацию, должен понимать, что возможен каждый из этих вариантов. Если боится такого — пусть не уступает права. И если лично мне не нравится, как экранизированы три последних сезона «Каменской», то это только моя проблема, ибо все это — вопросы вкуса, а вкусы у всех разные.

— В ваших книгах профессиональная жизнь персонажей занимает почти сто процентов, в то время как на их личное пространство вы практически ничего не оставляете. Почему вам интересны именно такие пропорции?

— О пропорциях я никогда не задумывалась, просто писала всегда именно так, как мне хотелось, как было интересно. Более того, у меня есть достаточно много произведений, в которых вообще все пространство занято именно личным, а не профессиональным. В какой-то момент жизни мне интереснее профессия, в другой момент — личное.

— Если бы личную жизнь Каменской прописывали вы, а не сценаристы на протяжении нескольких сезонов, это был бы совсем другой персонаж?

— Если бы я больше писала о личной жизни Каменской, то это все равно была бы та же Настя, только показанная более развернуто, в других ракурсах, в других ситуациях. Но это уже была бы не я как автор. Я уже говорила: пишу только так, как мне пишется, как мне хочется, как мне интересно. Если бы мне стало интересно так много говорить о личной жизни Каменской, это означало бы, что я перестала быть собой, изменилась кардинально. А коль я изменилась, то и интересы у меня стали бы другими, и мотивы, и вкусы, стало быть, и книги мои стали бы другими.

— Книги «Казнь без злого умысла» и «Ангелы на льду не выживают» — это ваш подарок поклонникам, которые несколько лет ждали от Марининой продолжения истории про Каменскую? Если нет, то почему вы решили вернуться к этой детективной линии?

— И снова мне придется повторить: я делаю только то, что мне интересно. Когда мне не интересно писать о Каменской, я о ней и не пишу. Пишу что-то совершенно другое. Ни пожелания поклонников, ни просьбы издательства, ни соображения конъюнктуры в моей голове ничего не меняют.

— Анастасия Каменская — тот редкий случай, где в одном человеке гармонично сочетаются настоящий талант и природная скромность. А что вы думаете о скромности, и какими качествами лично вы наделяете хорошего человека?

— Я не очень понимаю, что такое «хороший человек». Хороший для кого? Кто взял на себя полномочия назвать кого-то хорошим или плохим? Если речь идет о том, с каким человеком мне комфортно и я могу поддерживать с ним длительные бесконфликтные отношения, то это совсем другой вопрос. Он очень личный, и отвечать на него в публичном пространстве мне не хочется. Кроме того, давайте уточним, что вы подразумеваете под словом «скромность». Отсутствие выпячивания себя и своих успехов? Или умеренность в желаниях и потребностях? Если первое, то — да, люди, кичащиеся своими достижениями, мне неприятны, и в моем близком окружении их нет. Если второе, то — нет, стремление человека к избыточному комфорту и даже роскоши не препятствие для меня к тому, чтобы нормально и доверительно с ним общаться.

— Вы ради того, чтобы держать в тонусе свои память и ум, постоянно что-нибудь придумываете, изучаете новые темы, воплощая их в книгах. А есть ли у вас метод поддерживать любовь и крепкие отношения? Чтобы они всегда оставались новыми.

— А для чего отношениям становиться «новыми»? Меня и «старые» более чем устраивают. Отношения — субстанция такая же живая и развивающаяся, как и все в этом мире, поэтому за ними нужно ухаживать, поддерживать, подпитывать, беречь. Мы же не станем лить в домашнее растение серную кислоту, правда? Все, что мы делаем в личной жизни, имеет смысл рассматривать именно как уход за домашним растением. Вот я собираюсь высказать мужу неудовольствие чем-то и предъявить какую-то претензию. Что это для моего растения? Подпитка, удобрение или, наоборот, негодная почва и серная кислота? Я свои растения люблю и ухаживаю за ними тщательно, поэтому они цветут уже 26 лет. И мне совершенно не хочется, чтобы цветы на них стали какими-то другими, «новыми».

— Ваше личное пространство, ваша опора и ваш мир — это довольно узкий круг людей. Всего три человека: муж, подруга и помощница Ирина Козлова да ваш литературный агент Натан Заблоцкис. А много людей хочет сблизиться с вами, стать друзьями?

— Да, люди проявляют ко мне интерес, и я им за это очень благодарна. В последние годы довольно много времени посвящаю виртуальному общению и со старыми знакомыми, одноклассниками и с новыми — поклонниками. В этом сетевом общении складываются разные отношения, в том числе и близкие, доверительные. Но в реальном мире весь мой круг, действительно, ограничен этими тремя людьми.

— В одном из интервью вы признались: впервые поняли, что можно обманывать родителей, только в 10 лет: есть возможность не ложиться, как вам было велено, в 21:00, а продолжать еще какое-то время читать книжку. Какие еще открытия благотворно отразились на вас и вашем творчестве?

— Так сразу и не вспомню… Наверное, лет в 25 я впервые увидела, что меня кто-то может считать красивой. И очень удивилась… А вот вспомнила еще очень важную для меня вещь: в 11 лет, в пятом классе, отчетливо поняла, что учитель может быть не прав. Учительница в моей домашней работе исправила ошибку. Это исправление меня страшно удивило, я полезла в учебник, потом дома спросила у родителей, потом папа принес мне от соседей другие учебники русского языка, и по всему выходило, что учительница не права, и у меня ошибки нет. Я подошла к ней и попросила исправить ее исправление и, соответственно, оценку за письменную работу, но меня отругали и отправили на место. Учительница свою ошибку не признала. И с того момента я четко усвоила: ошибиться может кто угодно — нет абсолютных авторитетов, любой самый крупный знаток может оказаться не прав, и лучше всего иметь собственное мнение, а не опираться на чужое.

Автор: Юлия Бойко

Источник: Сайт Александры Марининой