Сергей Морозов, литературный критик.
Странная тенденция прозы этого года – при всей идейной блеклости, господствующий анархический настрой, мысль, что было бы лучше обустроиться подальше от Левиафана.
Идея не новая. Необычно то, что над этим задумалась почвенническая по характеру литература. «Лучше в лесу, чем в государстве» - тезис, может быть, автором не до конца одобряемый, но и не осуждаемый с ходу в последних на сегодняшний день книгах Дмитрия Новикова, Олега Ермакова, Михаила Тарковского.
Пальму первенства в области проповеди безгосударственной жизни держит, конечно, «Учитель Дымов» Сергея Кузнецова. Там неполитическая жизнь, принцип держаться подальше от конституционного права избирать и быть избранным проведен тотально. Но это философия не оригинальная, диссидентская, идущая от головы и интеллигентской этики. Здесь, действительно, страх Левиафана, замешанный на мировоззрении индивидуализма. Ермаков с Новиковым имеют совершенно иную мотивацию. Для них бегство от государства связано с идеалом иного социального устройства. То есть от государства не столько свое Я спасают, сколько уникальную социальную общность, народность, а то бери выше, нацию. Ермаков в «Песни тунгуса» ищет рай для интеллигенции, созерцателей, а не тупых технарей, готовых не только природу перепахать в угоду своей конструкторской мысли, но и само звездное небо переделать. Конфликт «физиков» и «лириков» перемещается в плоскость социально-политическую. Не могут, не должны «лирики» бежать в одной административной упряжке с носителями прагматичных идеалов. Им нужна воля. Как и малым народностям, вроде эвенков, для которых техника и цивилизация пустой звук.
Мысль Ермакова или его героев, ясна - свернуло человечество не в ту сторону, стремилось к свободе, а оказалось в оковах. «Надо бы остановиться», - как пела в свое время Алла Борисовна. Но не может и не хочет.
У Ермакова гибнет и разлагается в тисках командно-административной системы элита общества и малые народности, а у Новикова - особая поросль русского народа. Русских народов согласно философии «Голомяного пламени» два. Один - рабский, служилый, цепью к московскому государству прикованный. Другой – свободный, поморский, обитающий поодаль от власти на Русском севере. Рабы пожрали свободных – вот такой смысл 37-го года. Государство подавило особый народный социальный мир, который жил (и неплохо, как считает Новиков) по своим законам. Отсюда все беды.
Михаил Тарковский в «Полете совы» идеями таежного анархизма не вполне доволен, однако и у него мелькает мысль: а может это и есть суть русского, жить вот так, в природе, без царя (в том числе и в голове), без кнута, без урядников и законов? Стихия природной жизни затягивает. И так, между прочим, было в «деревенских» главах романа «Крепость» Петра Алешковского, отхватившего «Русский Букер». Доктор наук, археолог, предавался пьянству и вел растительный образ жизни, вполне довольствуясь этаким раскладом до поры до времени.
Соблазн велик. Огород под окном. Соседи рядом, свои люди – сочтемся. «Бросай телегу, бросай государство». От государства даже правителям отдохнуть хочется. О каникулах государя Ивана Васильевича – большой роман Михаила Гиголашвили «Тайный год». Всем, получается, оно надоело.
Можно, конечно, все списать на бердяевское «русский народ – самый безгосударственный народ в мире», на очередной метафизический приступ безгосударственности, который русский человек сейчас переживает. Но идея бегства от государства вполне симптоматична. Она – показатель внутреннего недовольства сложившимся положением, бессознательная реакция на современность. Признание своего бессилия. Сделать ничего нельзя, спасайся кто может!
Но тут бы не лишне вспомнить и то, что бежать, в целом, особо некуда, только в Лондон, Нью-Йорк, Париж, то есть в другое государство, и то, что у любой власти крепкая рука. Но не это главное. Важно иное. Связка «свобода-тайга», мелькающая в романах и повестях последнего времени, указывает на то, что нацелена эта безгосударственная тенденция на архаику. Назад в тайгу, в пещеру, в пустошь. Бегом от современности, а уж от будущего и подавно, потому что и то, и другое крепко-накрепко связано с идеей государства.
Но многого бы достигло человечество без этого политического инструмента? Есть основания полагать, что нет – так и сидело бы в чуме, у костра, в бревенчатой избе у лучины. Не было бы даже возможности писать для широкой публики о том, как упоительны в таежной России вечера. Железной рукой человечество само гнало себя через государственный строй к лучшей жизни. Строило, возводило, создавало условия. И вот теперь отказ от всех достижений во имя выдуманной романтики рая в шалаше в одной книжке за другой.
Однако в шалаше много не назимуешь. Безгосударственная тайга хороша тогда, когда имеется возможность вернуться в большой город и ощутить все прелести цивилизации, вмененные в обязанности государству.
Другое дело, что и прелестей, и гарантий их получения становится все меньше и меньше. Нынешнее государство трудно назвать современным. Оно слабо соответствует своей природе. У нас много власти, но мало государства. Вот о чем надо бы вести речь. Российской прозе не мешало бы поразмыслить не над тем, хорошо или дурно государство, а над вопросом более важным и принципиальным: можно ли устать от того, чего нет?
Автор: Сергей Морозов