В России прошёл оставшийся практически незамеченным Год литературы. О том, почему он провалился, проблемах современной литературы и современных писателей и о будущем электронных книг рассказал писатель, драматург, главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков.
- Как начинался Ваш путь в литературу? Чего сейчас не хватает молодежи, когда она только начинает писать?
- В общем-то, как у большинства советских юношей, девушек – через литобъединения. При советской власти была выстроена очень серьезная система поиска талантов в разных областях, и вся страна была пронизана сетью литературных объединений, как капиллярами. Если ты приезжал в какой-то город и ты поэт, то уже через полчаса ты сидел в этом литобъединении и читал свои стихи. Не важно, был ли это Южный Сахалин или Вильнюс. Я, конечно, прошел всю эту систему объединений и совещаний молодых писателей. На одном из них в 1979 году к печати рекомендована была первая книжка, которая вышла в 80-м. Это книга стихов «Время прибытия».
Чем выгодно отличалось наше положение – с нами очень серьезно занимались профессией. Сейчас преувеличивают идеологический пресс, который был тогда. Он был, конечно, но он не подавлял. Просто многоопытные люди знали, что можно говорить снаружи, что нельзя. А вот профессией с нами занимались очень серьезно. Учили писать, редактировали. Мне, честно говоря, жалко сейчас молодых писателей, которые сразу попадают в эту коммерческую чехарду издательств. Они еще толком писать не умеют, а на них начинают зарабатывать. Их начинают торопить. И выходит какой-то неряшливый текст, который живет один-два сезона. Так что в плане становления я, конечно, плод советской системы.
- Вы не только писатель, но и редактор «Литературной газеты». Какие, на Ваш взгляд, редактор должен выполнять основные задачи перед изданием и перед обществом?
- Я пришел в газету в 2001 году и, честно говоря, не хотел идти на работу, потому что на тот момент был одним из немногих писателей, которые довольно хорошо издавались. Занимался кино, был соавтором сценария «Ворошиловский стрелок» – знаменитого говорухинского фильма. Уже начал драматургией заниматься, тогда как раз мои первые пьесы пошли: и у Дорониной, и в театре Рубена Симонова «Козленок в молоке» поставили. Но дело в том, что тогда в литературной печати царил диктат постмодернизма, либерально-экспериментального направления. Вот именно диктат, когда просто замалчивались и вычеркивались писатели других направлений, я уже не говорю о политических взглядах. И я понял, что мой гражданский долг сделать хотя бы одно издание, которое будет объективно отражать, что происходит в литературе и не только. А когда я начал изучать «поле битвы», то узнал, что все на самом деле еще хуже, чем мне казалось.
Например, имя Распутина (Валентин Распутин, живший в 1937-2015 годах, представитель деревенской прозы) в «Литературной газете» в период с 1991 до 2001 года не употреблялось ни разу. Раньше такого никогда не было в истории отечественной литературы. Да, были талантливые не любимчики наших либералов, например, Лесков (Николай Лесков, живший в 1831-1895 годах, русский писатель, автор повести «Левша»). Как его невзлюбили после истории с московскими пожарами (речь о статье по поводу пожаров в Москве, вышедшей в журнале «Северная пчела» от 30 мая 1862 года), так его и не любят до сих пор – в ЖЗЛ (серия биографических и художественно-биографических книг и документальных фильмов об известных людях) нет ни одной его биографии. Но не до такой степени. И вот первые несколько лет я посвятил тому, что стал восстанавливать справедливость. Это не значит, что мы перестали печатать наших либеральных авторов. Но мы восстановили дискуссию. Это было очень сложно.
Потом мы подняли вопрос преподавания истории. Нам стало интересно, может ли вырасти нормальный гражданин, когда ему в голову впихиваются несколько вариантов истории нашей страны? Еще мы подняли вопрос о возвращении сочинений. На сегодняшний день мы входим в число немногих изданий, которые публикуют материалы консервативных писателей. Потому что, к сожалению, у нас сейчас даже журналисты в вузах получают очень однобокое образование и знают историю только либеральной журналистики. И не знают, что консервативная пресса – это была мощная сила, которая по тиражам, кстати, превосходила либеральные издания.
Еще «Литературная газета» многие даты литературные напомнила, например, что в следующем году 250 лет Карамзину, про то, что будет скоро 150 лет Горькому, 200 – Тургеневу, что приближается 100-летие Константина Симонова, о котором тоже забыли. Он, кстати, был редактором нашей газеты. А забыли об этих датах в тени предстоящего юбилея Солженицына, который будет в 2018 году (100-летие со дня рождения). Когда я выступил на совете президентском по культуре и про это сказал, на меня люди из окружения, которые отвечают за культуру, посмотрели с ненавистью. Вроде так хорошо, одна дата и можно отдыхать. Но оказалось, хороших писателей довольно много. И таких примеров не один.
Мы одни из немногих, кто позволяет себе не считать священные коровы нашей культуры священными, если они такими не являются. Например, к 100-летию картины Малевича мы вышли с шапкой «Прикол века». Поднялся жуткий шум, нас обвиняли в мракобесии. Но в итоге проведенные исследования полотна показали то, что люди, близкие к искусству, всегда знали, что это зарисованные черной краской неудачные работы. И причем он не первый был такой. Вспомните картину черный прямоугольник, называется «Негры воруют уголь безлунной ночью». Это так дурачились тогда. Мы-то не против дурачества. Но не надо из этого дурачества делать метафизику. Есть лженаука и есть лжеискусство. Оно ведь не требует таланта, а только требует оборотистости: что-то вовремя сделать, продать.
Вообще «Литературная газета» пытается вернуть наше культурное пространство в форму диалога: консервативной и либеральной культур. При этом мы-то, консерваторы, к диалогу готовы. От диалога отказывается та сторона. Их культурная и финансовая монополия в 90-е годы им очень понравилась. Но я все-таки считаю, что культура должна способствовать процветанию, укреплению общества, а не его распаду.
- Как Вы думаете, насколько эффективно прошел Год литературы в России, объявленный в начале 2015 года?
- На мой взгляд, он прошел не только не эффективно, он прошел позорно. И об этом мы тоже писали. В чем был его смысл? Развернуть внимание народа к серьезной литературе, вернуться к навыкам серьезного чтения. Наша страна всегда была читающей страной. Но дело даже не в этом, она всегда была серьезно читающей. У нас «Общее дело» Федорова (корпус сочинений «Философия общего дела» русского философа Николая Федорова) выходило тиражом 50 тысяч, и его невозможно было достать. А серьезное чтение – это признак интеллектуальной развитости общества, что является таким же достоянием нации, как нефть, газ, уголь.
Вторая задача была сплотить писательское сообщество, которое, к сожалению, разрозненно и находится в состоянии вялотекущей гражданской войны. И очень важно было, чтобы этот год отразил, что у нас многонациональная литература. Ведь в России пишут более чем на 70 языках, причем есть языки, которые по древности не уступают русскому языку. А получилось что? Получилось, что на открытии Года литературы в МХТ имени Чехова на церемонии не прозвучало ни одного имени нашего национального писателя. Интеллигенцией это было воспринято как оскорбление.
Третье. Только за этот год, Год литературы, в Москве закрылось 40 книжных магазинов. Хотя предлагалось сделать книжные магазины клубами для чтения. Но именно в Год литературы они закрылись. Почему? Потому что в Москве аренду подняли в 4 раза. А открылись новые винные магазины. Почему? Потому что заниматься Годом литературы вообще не поручили Союзу писателей, зато поручили Агентству по печати, которое относится к министерству связи и к литературе не имеет никакого отношения. Ну сделали бы Год почтальона. А в министерстве все перевели на коммерческую основу и в результате получился пшик за большие деньги.
И об этом мы писали. Но мне все время хочется спросить: а мы за это боролись, чтобы получить свободу слова? Потому что власть не услышала, что этот Год (литературы) начался не так, хотя об этом все писали с самого начала. Никакой реакции. И это вызывает нехорошие чувства. Потому что я все-таки считаю, что сила власти в быстром реагировании на общественное мнение. Короче говоря, Год литературы провалился.
- А государство должно поддерживать книжные магазины, чтобы они не закрывались?
- Это его прямая обязанность. Потому что просвещение, образование, распространение культуры – это то, для чего создается государство. Плюс оборона, естественно, правопорядок и т.д. Это то, для чего государство в свое время возникло. И обратите внимание, что наиболее серьезные культурные наследия остались именно от тех периодов, когда у нас в стране (или взять другую страну) было крепкое органичное государство. И в смысле книжных магазинов государство наше абсолютно не выполняет свою функцию. У нас вообще какой-то рьяный перекос в сторону спорта. Я не против спорта, но если мы будем школить тело, а мозги будут пребывать в неразвитом состоянии, это тоже будет плохо заканчиваться. При советской власти это понимали. Даже у вас (в Ставрополе) есть здание «Дом книги». Я заметил, что это же просто впечатано в камни. То есть государство это делало на века. Это не вывеска! Это в камне высечено: «Дом книги». Потому что никому в голову не могло прийти, что вместо «Дома книги» здесь может быть что-то еще (сейчас в этом здании магазины одежды, косметики и украшений – NT). Надо запомнить, что медицина, преподавание, даже платное, и книжное производство – не разновидность бизнеса. Да, бизнес там присутствует, но не как главная составляющая.
- Как Вы оцениваете качество межнациональных отношений у нас в регионе, в стране и вообще в мире?
- По поводу вашего региона я ничего не могу сказать, потому что я не специалист. Для этого надо здесь жить, этим заниматься и, в общем, быть в теме. Но я Вам хочу сказать такую вещь: на мой взгляд, у нас вообще с межнациональными отношениями засада на базовом уровне. При царе-батюшке эти культурные особенности особо не изучались, потому что все решалось на уровне конфессий: православный – русский, не православный – нерусский, а дальше разбирайтесь сами. Хотя некоторые исследования все же были, но незначительные. При советской власти появилась другая крайность – все решает классовый вопрос. Если мы пролетарии, то какая разница, где бакинские рабочие, ленинградские или рижские. Оказалась, что это тоже засада, оказалось – разница есть, и еще какая.
Были вещи, которые вульгарным марксизмом не объяснить. Например, очень серьезный компонент межнациональных конфликтов во время гражданской войны. У нас же замалчивалось это дело. А потом выяснилось, что национальный менталитет сильнее даже экономических интересов. Мне кажется, что надо развивать серьезное изучение этих вещей. Потому что человек всегда существует в двойной самоидентификации. Я, например, на нижнем уровне самоидентификации - русский. Хотя у нас как-то стыдно сознаваться в этом. У нас считают, что если ты не осетин, не армянин, не еврей, не грузин, вот тогда ты русский. Думаю, надо переводить взаимоотношения на бытовом уровне на уровень культурного обмена. Вот на уровне религиозного диалога это действительно переведено на уровень конфессий. Но культурно-бытовой диалог должен быть переведен на уровень общин, а государство должно выступать арбитром.
- Можно ли считать возрождение казачества аналогом возрождения общин?
- В известной степени. Везде, как говорится, хороша мера. Я не специалист по казачеству, я не могу здесь судить, но я считаю, что да, почему нет. Казачество, это, как если брать гумилевскую систему, субэтнос великорусского суперэтноса.
- Как Вы относитесь к тому, что сейчас все больше читают в Интернете, проблема ли это?
- Отношусь к этому спокойно, но думаю, что скоро будет выработана система электронных версий текстов. И я, кстати говоря, даже вхожу в какую-то комиссию по выработке этих положений. Сейчас все думают, что проблема в контроле использования текста в Интернете. Абсолютно нет. Вы же не посмотрите платный фильм по телевизору. Правильно? Вам дадут посмотреть 5 минут, а потом скажут – плати. Тоже самое сейчас можно сделать с книгами, вывешенными в Сети. Технически это делается элементарно. Проблема в правовой базе. Потому что в ней масса недоработок, нет каких-то законов. Такой закон уже 3-4 года разрабатывается. Но как только он вступит в действие, за любое использование интеллектуальной собственности ты просто будешь платить с карточки. Через авторское общество это будет приходить к автору, автор будет получать деньги, как я сейчас получаю за исполнение моих пьес, за продажу моих книг. Я в этом не вижу ничего плохого.
Точно так же, как в замене бумажной книги электронной. Какая разница. Ну раньше были папирусы, были глиняные таблички. Важно же, что написано. Я, видимо, умру любителем бумажного чтения, а для моих внуков абсолютно все равно будет, а уже для моих правнуков книга будет диковата. Главное, чтобы на электронных экранах были хорошие писатели, а не вся эта лабуда.
- Расскажите о своих планах, будете ли еще писать сценарии к фильмам?
- Скоро на сцене театра выходит моя новая пьеса «Чемоданчик». Она готовится в театре сатиры, поставил Александр Ширвиндт. Это очень острая комедия. Сюжет такой, совершенно обычный – у президента Российской Федерации украли ядерный чемоданчик. И вот его пытаются вернуть. Это из нового. Еще у меня только что вышел роман «Любовь в эпоху перемен», который очень хорошо встречен читателями. И есть в замысле новая проза, но пока выдавать не буду.
Что касается сценариев, я сценарии обычно пишу по своим же вещам или меня в помощь кто-то зовет. Я все-таки не сценарист по профессии. Хотя если Говорухин предложит что-то интересное, то все может быть.
Источник: polyakov.lgz.ru
Еще интервью Юрия Полякова