Эдвард Ли: «Пишите, мать вашу!»

В последние годы у части русскоязычного хоррор-сообщества появился новый уровень дна, ниже которого уже некуда, абсолютный ноль, мерило самого запущенного случая дурновкусия и вообще — воплощение всего наихудшего, что только может быть в жанре, и имя ему — Эдвард Ли. Масла в огонь подлили и некоторые особо голосистые читатели, низведшие классика экстремальной прозы до уровня слабоумного самиздатчика с Amazon, не умеющего ничего, кроме как швыряться километрами кишок.

Несмотря на виртуозное владение арсеналом самых разных приемов, любовь к игре со стилями, языком, жанровыми клише и переосмыслению классики в постмодернистском ключе, умению писать в самых разных жанрах, Эдвард Ли (в миру Ли Эдвард Сеймур) и на родине остается автором, доступным далеко не всем — так, первую премию за сорок лет творчества он получил только с появлением Splatterpunk Awards в прошлом году, до этого лишь раз оказавшись в шорт-листе стокеровской премии с рассказом Mr. Torso в 1994-м. В тему секс-хоррора, в также в преддверии выхода его первой книги на русском языке DARKER в лице Амета Кемалидинова пообщался с самым недооцененным на сегодняшний день мастером литературного безумия.

Здравствуйте, Ли (надеюсь, вы не будете против, если я буду называть вас просто Ли, потому что мистер Сеймур или что-то в этом роде звучало бы чересчур странно). Спасибо, что уделили нам время.

Уверен, что сейчас любой настоящий любитель ужасов как минимум слышал ваше имя, но все же, расскажите о себе пару слов. Что мы все должны знать о Ли Эдварде Сеймуре и его злом близнеце Эдварде Ли?

Правда в том, что в жизни я парень довольно скучный. Я больше не хожу по вечеринкам, не хожу по барам, вообще уже никуда не хожу. Я могу куда-нибудь съездить пару раз в год, но теперь и на это у меня нет сил. Так что я просто сижу дома, пишу хоррор и смотрю ужастики по ночам. Каждую ночь перед сном я перечитываю Лавкрафта или М. Р. Джеймса. Вот такая вот у меня шикарная жизнь. Поменялся бы на что угодно!

Как вы подсели на хоррор? Помните свою первую написанную вещь?

В детстве на меня сильно повлияли фильмы ужасов вроде «Призрака дома на холме» и «13 призраков», как и оригинальный сериал «Внешние пределы». Мне было шесть, когда его запустили в 1963 году, и он тогда крепко стукнул меня по башке! С той поры все, что не жуткое и не странное, интересует меня мало. Потом, когда мне исполнилось лет двадцать, в армии, я начал читать Лавкрафта. Моим первым рассказом были «Крысы в стенах», и, конечно же, они взорвали мне мозг. Тогда я стал читать современный хоррор, который в то время только начал набирать обороты: «Сияние» Стивена Кинга, «Историю с призраками» Страуба, Рэмси Кэмпбелла. Потом, в 1981-м, я впервые прочитал Кетчама и Лаймона и тогда понял, что хочу стать писателем. Вот тут я по-настоящему подсел!

Чем вы занимаетесь кроме писательства?

Как я уже говорил, смотрю ужастики ночи напролет. Пью пиво и ем много китайской еды. Вот и все. Я отточил мастерство сидения на жопе до уровня высокого искусства.

«Глушь» — ваша первая книга на русском. Не могли бы вы представить ее читателям?

Я хотел создать свою собственную мифологию с, э-э-э, реднеками; а еще я хотел написать книгу о проклятии. Обычно реднеки в хорроре — это плохие ребята, а тут они хорошие… хотя у них очень интересная родословная. Всегда любил эту книжку с ее мрачными образами. Думаю, из нее получился бы отличный и при этом недорогой фильм. Круто, что она выходит в России!

Я задавал этот самый вопрос Джеку Кетчаму, так что просто процитирую: «Стивен Кинг в своей “Пляске смерти” рассказывал, что одним из его самых ярких детских переживаний был испуг после запуска Советским Союзом первого спутника. Есть ли у вас подобные истории? Что для вас значит Россия?»

Я не настолько стар, чтобы помнить sputnik. Я родился в год его запуска. Но мне было пять, когда случился Карибский кризис, и я смутно помню, каким обеспокоенным отец возвращался с работы и как они с матерью перешептывались о том, что видели по телевизору. Я был совсем мал, чтобы понимать, что происходит, но никогда не забуду выражение тревоги на лицах родителей. Шестидесятые были в Америке эпохой паранойи. Люди строили у себя во дворах бомбоубежища. И, когда я пошел в первый класс, первым, чему нас учили, были правила поведения во время воздушной атаки. Мы, шестилетние дети, учились прятаться под партами по зову сирены.

Я переводил рассказ «Нале-е-во!», который вы написали в соавторстве с Далласом, и с той поры перевел два его романа. Он очень помог мне с этой работой, и я должен сказать, что он был очень добрым и мудрым человеком — лучшим другом из тех, с кем мне не довелось встретиться лично. На что было похоже ваше сотрудничество? Какие воспоминания у вас с ним связаны?

Он был моим лучшим другом на ниве хоррора и первым жанровым писателем, с которым я познакомился лично. И он был одним из лучших людей, что мне довелось встречать. Даллас делился всем, чем мог, и всегда старался мне помочь; раздаривал свою мудрость. Он вел себя так с очень многими, потому что ему было не все равно. Если бы я с ним не познакомился, то и писатель из меня получился бы хреновый. Я был бы никем. И я был разбит, когда он умер; я словно потерял старшего брата. Работать с ним вместе было большой честью и большим удовольствием. Я отправлял ему свои рассказы, которые не получались, он мне — свои, и мы их переписывали. «Нале-е-во!», «Маски», «Нарушение сна» — рассказы, в которых он потерялся и не закончил, так что я их подобрал. Это было круто! Потом, до его смерти, мы неоднократно обсуждали планы написать вместе еще что-нибудь, обменивались заметками, но все застопорилось. Однажды я все равно реализую наши задумки.

Иногда я вижу, что читатели удивляются вашей китайской фамилии. Да, мы знаем, что это на самом деле не фамилия, а имя, и никакое оно не китайское, но нам также известно, что вы без ума от китайской кухни. Можете ли вы себе представить, как бы сложилась ваша жизнь, родись вы в Китае? Интересуетесь ли вы китайской культурой, помимо кухни?

В Америке Ли — необязательно китайская фамилия. Меня зовут Ли, второе мое имя — Эдвард. Меня назвали в честь генерала конфедератов, Роберта Э. Ли, — из всех людей на планете они выбрали имя того, кто проиграл Гражданскую войну! Китайской культурой я интересуюсь мало, только кухней!

Следующий вопрос очень серьезный, потому что он касается наших самых юных читателей — тех самых, кому скоро предстоит выйти на перепутье выбора будущей профессии и строить карьеру. Расскажите, пожалуйста, о плюсах и минусах работы ночным сторожем и писателем.

Многим кажется, что они хотят быть писателями, но они не пишут, потому что этого нет у них в крови. У них нет ни способностей, ни понимания, каких жертв это требует. Нужно писать ГОДАМИ, пока что-то не начнет складываться. А это значит, что вам придется вкалывать на своей работе, чтобы платить по счетам, а потом, когда другие развлекаются, заводят отношения и все такое — писать. Рвать задницу, в то время как ваши друзья гуляют и наслаждаются жизнью, закрываться дома и писать. Нужно по-настоящему хотеть этого, и еще нужен талант от природы. Даже не думайте о карьере писателя, если не готовы платить такую цену. И на то, чтобы начать зарабатывать только писательством, тоже уйдут годы (у меня на это ушло семнадцать лет работы сторожем!). Но я все стерпел, и к сорока годам моя мечта сбылась. Мне повезло. В отличие от многих. Но я бы ни за что не стал менять свое прошлое.

Я знаю, что вы ненавидите свои книги, изданные под псевдонимом Филип Стрейкер, но многие говорят, что они не так уж плохи. Почему вы начали карьеру как детективщик, а потом так резко изменили стиль?

Те книги — полный отстой, но оказались достаточно хорошими, чтобы их напечатали, и они дали начало моей карьере. В начале 80-х было много дешевых книжек о серийных убийцах, так что и я написал такую («Ночную приманку»). Я всегда любил криминальные романы, но вы правы, на самом деле я хотел писать совсем другое, так что следующая книга, «Ночная страсть», была попыткой смешать «Историю с привидениями» Страуба с «Пятницей, 13-м». Она тоже была так себе, но не совсем плоха, и, работая над ней, я научился многому, что в будущем мне особо пригодилось. Эти книги были хорошей разминкой.

Использование псевдонима было хорошим способом скрыть свою вторую жизнь от друзей и семьи, но все тайное становится явным. Как они отреагировали, когда узнали, что за книги вы пишете?

Да, именно это и было причиной: я не хотел, чтобы моя семья знала, что я пишу. И да, они все узнали и отнеслись к этому нормально. Зря я беспокоился.

Как вы пишете? Есть ли у вас какие-то ритуалы или вроде того? Что для вас главный источник вдохновения? Писательский зуд?

Не знаю, что за источник, знаю только, что он ЕСТЬ. И да, большую часть своей карьеры я чувствовал тот самый ЗУД; мне только этим и хотелось заниматься. Но сорок лет — это куча времени, так что я немного постарел и износился. Раньше я писал от тысячи до полутора тысяч слов ежедневно, сейчас пишу по пятьсот дня по четыре в неделю. Я сбавил обороты, но все еще иду вперед!

Следующий вопрос неизбежен, если вы пишете ужасы, так что: ваш самый большой страх?

Больше всего я всегда боялся приливных волн, что странно, потому что я живу возле пляжа! Несколько раз в году мне снятся кошмары о приливе, настолько реалистичные, что ужас. Мне кажется, что я под водой, под волной высотой в сто футов. Ничто не пугает меня больше этих снов!

Бывало ли, что ваши книги цензурировали? Цензурите ли вы сами себя?

Несколько раз у меня вырезали некоторые сцены в изданиях для массового рынка (например, в романах Creekers и Sacrifice), так что я просто брал эти сцены и вставлял их в романы, написанные для малотиражных издательств, таких, как Bighead и The Pig. Вот что самое лучшее в отношениях с малотиражниками — они гораздо больше позволяют. Правда, несколько раз мне отказывали и в малотиражных издательствах, потому что редакторам казалось, что я перегнул палку (в таких романах, как Dunwich Romance и Pages Torn From a Travel Journal), в результате я просто продавал эти книги другим издателям. Для меня это честь!

Хоррор-сообщество в России сейчас, пожалуй, переживает расцвет. Оно расширяется и эволюционирует, и каждый год появляется все больше молодых писателей. Что вы можете им сказать?

Пишите, мать вашу! Ужас — это универсальный язык, объединяющий людей со всех концов мира. Не могу представить ничего более захватывающего, чем хардкор-хоррор с местом действия в России, да еще и с использованием русской мифологии. Мир еще не видел такого, но увидеть должен. Жду с нетерпением!

Новые технологии, да и некоторая маргинализация хоррора в поп-культуре в последнее время, сильно повлияли на жанр. Что вы думаете о его будущем?

Эти изменения всего лишь примеры эволюции. Самые первые написанные истории так или иначе относились к хоррору, и хоррор как жанр никуда не денется. Неважно, каким образом эти истории доходят до читателя. Цифровая эпоха в самом деле только сделала их более доступными для каждого. Люди всегда будут гоняться за острыми ощущениями, и я уверен, что хоррор ВСЕГДА будет на коне.

Я был в восторге от вашего самого свежего романа из прочитанных мной, White Trash Gothic, но ваши эксперименты в кино интригуют еще больше — потому что это для вас неизведанная территория. Короткометражка для «Азбуки смерти» была абсолютно сумасшедшей! Какие у вас сейчас планы в литературе и кино?

Ничего себе, вы их видели! Мои небольшие эксперименты в кино — это просто хобби, я бы их назвал короткометражными комедиями. Но у меня и в самом деле в планах снимать серьезные фильмы ужасов. Один из них был бы данью уважения Дэвиду Линчу, второй — Элиасу Мерриджу, снявшему «Порожденного». И я очень хочу сделать хороший фильм в стиле «найденной пленки», только с обнаженкой и голыми призраками! Мои фильмы можно посмотреть бесплатно на моей странице на Vimeo, добро пожаловать.

У DARKER есть несколько классических вопросов, а я чту традиции, так что задам любимый. Есть комната без окон. В комнате четверо мужчин, три стула, два мотка веревки и один нож. Дверь заперта, и ни у кого нет ни ключа, ни сил, чтобы ее открыть. Что же произойдет в этой комнате?

Четвертый произносит заклинание из «Некрономикона», дьявольской книги безумного араба Абдула Аль-Хазреда, появляется шоггот, высасывает внутренние органы изо рта у оставшихся троих, ломает дверь и исчезает, и четвертый выходит на свободу, запевая осанну Ктулху и Тому, Чье Имя Нельзя Называть.

Что бы вы хотели сказать нашим читателям?

Хотел бы сказать, что я очень счастлив и горд, что меня издают в такой великой стране, как Россия!

Источник: darkermagazine.ru