Интересные времена Терри Пратчетта

Есть такое проклятие: чтоб ты жил в интересные времена! Это не только старая китайская поговорка, но и эпиграф к «Интересным временам» Терри Пратчетта, и мы решили припомнить интересные факты об известном британском писателе и главной серии его книг.

Наследие сэра Терри кажется необъятным каждому, кто впервые подходит к шкафам с его романами в любом книжном магазине мира, но прежде, чем мы с вами потыкаем палочкой в громаду космической черепахи А’Туина и покоящийся на ней Плоский мир, поговорим о самом творце и Мастере, писателе и рыцаре.

Терри Пратчетт родился в 1948 году в Биконсфилде, Бакингемшир (это, разумеется, в Великобритании). В маленьком городишке, породившем знаменитого писателя, к этому моменту уже скончался писатель Гилберт Кит Честертон, но ещё жила детская писательница Энид Блайтон. Молодой Терри проводил всё своё время в биконсфилдской публичной библиотеке, которой, как он много раз признавался, он был благодарен за своё образование гораздо больше, чем любой школе. Впрочем, пока наш рассказ не превратился в биографическую справку, отметим, что жизненный путь сэра Терри гораздо более красочно описан в документальном фильме BBC «Терри Пратчетт: Back In Black», для которого на часик «воскресили» самого Терри. На самом деле, всего лишь профессиональной актёрской игрой, но даже его дочка была впечатлена.

Вторую же половину своей взрослой жизни, до самого своего конца, сэр Терри провёл в деревне Броад Чок неподалёку от Солсбери, и это уже гораздо интереснее для любого читателя, который открывал романы о Плоском мире из цикла о Тиффани: местность Мел из этих книжек и «Мел» в названии деревни Броад Чок — это, конечно же, один и тот же мел, а сама юная ведьма Тиффани существует для дочери писателя, Рианны. Деревенская жизнь Пратчетта вообще оказывается диковинкой для тех его поклонников, кому не доводилось лишний раз нырнуть в изучение истории человека, стоящего за их любимыми книгами. Город Анк-Морпорк, огромный и грязный, но такой живой мегаполис, стоящий в центре большинства книг о Плоском мире, или хотя бы маячащий в них на горизонте, невольно формирует у читателя представление о явных урбанистических устремлениях автора, тем более, что и сам Терри из всех своих героев чаще всего сравнивал себя с хранителем этого города, Сэмом Ваймсом из цикла о Городской Страже. Но в реальности Пратчетт жил жизнью, удивительно близкой к земле и природе, знал все травы в окружающих деревню лесах и разводил на заднем дворе коз, как его героиня Матушка Ветровоск в ранних книгах о ведьмах.

Ещё Терри Пратчетт, например, ковал. Когда королева посвятила его в рыцари, Терри решил, что раз он теперь сэр, ему нужен собственный меч. Он сам добыл руду и сковал себе этот самый меч. Таким человеком был Терри Пратчетт. Практичным, но всегда делающим лишний шаг с иронией и фантазией. Ещё Терри Пратчетт, конечно же, носил шляпы. Под конец жизни, с более пышной седой бородой, ещё и цилиндры, но в основном он был известен своими шляпами. Друг писателя и соавтор «Благих знамений» Нил Гейман рассказывал, что сэр Терри называл свою основную шляпу «Писательской Шляпой»: в ней он был Писателем Терри Пратчеттом, а без неё — обычным человеком. Себя Гейман всегда считал недостойным Писательской Шляпы, но именно ему она досталась в наследство по завещанию вместе с просьбой экранизировать «Благие знамения», что он и сделал. Шестисерийный сериал с Дэвидом Теннантом и Майклом Шином выходит в конце месяца.

Ещё Нил Гейман рассказывал, что люди обычно ожидали, что Терри Пратчетт окажется весёленьким старичком-боровичком: ведь у него борода как у волшебника и такие смешные книжки. «Терри Пратчетт — не весёленький, он сердитый» — гласит заголовок эссе Геймана о старом друге.

Писатель Терри Пратчетт действительно был сердитым: его вечно возмущала несправедливость этого мира, и эту несправедливость он беспрестанно атаковал едкой сатирой в своих романах. Издательства по всему миру продают книжки Пратчетта, продвигая их как юмористические, но чаще всего забывают поставить очевидный штамп «САТИРИК».

Но вот мы и подошли к книгам о Плоском мире. Выбирая интересные факты о четырёх десятках романов, очень легко отдаться волнам постмодернизма и пуститься в перечисление остроумных отсылок, которыми они набиты. «А вы ведь понимаете, что «Незримые академики» — это «Ромео и Джульетта», только о фанатах разных футбольных клубов?», «А уж сколько Шекспира было в «Вещих сестричках!», и так далее. Но это ложный путь: узнавать все эти референсы и проводить параллели с нашим реальным миром — неотъемлемая часть радости каждого, кто открывает одну из книг о Плоском мире впервые, полный их список занял бы не одну статью и был бы просто списком спойлеров. Мы пойдём другим путём.

Прежде стоит, впрочем, описать устройство этого книжного цикла для тех, кому досталась пока только пара романов (или вообще «Кот без прикрас»). Основных циклов шесть: классические циклы о Ринсвинде, о Ведьмах, о Смерти и о Страже, и два более поздних цикла: об аферисте фон Липвиге и о юной ведьме Тиффани. Теоретически, разделение на циклы должно как-то помогать людям разобраться в порядке ознакомления с Плоским миром, но на деле получается, что читать Пратчетта можно фактически как угодно: да и делить на циклы тоже. Схема чтения Евгения Плисса, возможно, самая удобная в интернете попытка организовать романы в каком-то порядке. Циклы на этой схеме выписаны горизонтально, но сквозь циклы о Смерти и Страже, захватывая такие книги как «Вор времени» и «Ночная стража», и прицепляя к ним роман «Мелкие боги», вертикально выделен неожиданный подцикл о Монахах Истории. В свою очередь, от «Мелких богов» идёт аккуратный пунктирчик к шестому роману о ведьмах, «Карпе Югулум, или Хватай за горло»… В общем, даже самые старательные организаторы не помогут вам понять, как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО читать эти книги, и в действительности вы можете хватать любую. Есть, кажется, только один консенсус: не стоит начинать с самого начала, с «Цвета волшебства». Об этом всем сказал как-то сам Терри Пратчетт, он вообще часто говорил, что этот роман написан другим писателем, более молодым и глупым.

Творчество Пратчетта обычно делят на три периода: Пратчетта раннего, среднего и позднего. Хотя каждый период имеет свои достаточно ярко выраженные особенности, границы между ними точно установить не удастся, одно плавно перетекает в другое.

Ранний Пратчетт — автор пародийной фэнтези, действительно большой юморист, каким его представляют описания на задних обложках всех его книг. Он называет Плоский мир «миром в себе и зеркалом других миров», но отражения и стёба над классиками жанра фэнтези в этих книгах ещё гораздо больше, чем голоса самого Пратчетта, который, впрочем, остаётся остроумным комментатором собственного глумления, гораздо более близким к читателю, чем к своим героям. Например, в «Творцах заклинаний», раннем романе о девочке Эск, которая хочет стать волшебником, он спокойно пробивает в случайном моменте четвёртую стену: «Вы знаете это» — обращается Терри к читателям, «а Эск не знала». Такие легкомысленные приёмы позволял себе разве что профессор Толкин в своём «Хоббите», обращаясь к детям. В том же «Хоббите» Толкин сравнивает что-то с движением по тоннелю поезда, немыслимого в Средиземье. Так и Пратчетт вкладывает в голову своего Ринсвинда в «Безумной звезде» строчку «если бы боги хотели, чтобы человек летал, они дали бы ему билет на самолёт». Впрочем, общая лёгкость раннего Пратчетта выделяется не только такими филологическими закавыками. Плоский мир в этих романах ещё только куётся, очевидные, оглядываясь назад на тридцатилетнюю историю, концепции ещё только складываются. В «Цвете волшебства» живые люди проходят сквозь невидимую им персонификацию Смерти, тогда как уже в «Море», книге, после которой Пратчетт решил посвятить себя писательству на 100%, они автоматически обходят его стороной. Пусть это — глупые, не слишком значимые фантастические детали, но в том же «Цвете волшебства» Смерть охотится за Ринсвиндом, главным героем, желая его убить. Это, разумеется, противоречит всему философскому посылу о Смерти «позднего» Терри Пратчетта, чей Смерть станет одной из ключевых фигур всех его романов, не будет никого убивать и вообще будет отличным малым, чем поможет тысячам читателей примириться и принять концепцию смерти в реальном мире.

«Средний» Терри Пратчетт уже лишён всех этих огрехов, это романы, которые принесли писателю его культовый статус, и на многие годы сделали самым продаваемым писателем фэнтези (пока не пришла Дж. К. Роулинг). Интересное в этих книгах, оглядываясь на них со стороны — получение Плоским миром собственного лица, уже не пародийного, наращивание им собственной сущности. Первое время Пратчетт всегда утверждал, что Плоский мир — фэнтезийный мир, к которому никогда не нарисуют карту. Книга за книгой он целенаправленно работал на ту самую запутанность, благодаря которой, как мы уже выяснили, нельзя нормально понять, откуда стоит начинать читать эти книжки. Но с развитием основных романов Плоский мир вырос сам над собой, и со временем к нему смогли появиться не то что энциклопедии и карты всего мира, но карта конкретного города Анк-Морпорка, с точностью до последней улицы! Какие-то детали, конечно, завалились за плинтус при этой трансформации: если открыть одну из таких карт, окажется, что в «Цвете волшебства» Двацветок из Агатовой империи пил произведённое у себя на родине вино, которое по карте оказывается произведённым буквально на другом конце света. Но кто заметит такие мелочи, и, главное, так ли они важны для повествования? Так или иначе, пока зрелый Пратчетт радовался бы выстроенному миру, молодой Пратчетт наверняка был бы ужасно доволен внесённой им сумятицей.

Хотя пока молодой Пратчетт в одних местах крушил «континьюити», «таймлайны» и прочие дорогие каждому гику вещи, в других местах он оставлял причудливые, но абсолютно реальные связки. Так, в «Море, ученике Смерти» один слон принюхивается в сторону далёкого континента Клатча и чувствует зов дома. Две книги спустя, в «Пирамидах», в стране на континенте Клатч в конюшне неожиданно и необъяснимо появляется старый слон. Старый слон шёл две книги и, вот, дошёл. И это не фанатские домыслы! Терри подтвердил это как-то на форуме, где частенько в те года общался с поклонниками.

Есть, впрочем, и странные вещи, которые объединяют все романы, неважно, ранние ли, поздние ли, и не все они были объяснены сэром Терри. Например, особо дотошные члены коммьюнити подметили, что все годы книги о Плоском мире преследует число 57. Посудите сами: столько тюков табака насчитал торговец в «Творцах заклинаний», в 1557 году одна из смертей ланкрской королевы-вампирши из «Вещих сестричек», в 1457 году вышел закон о правопорядке, на который ссылается Моркоу в «Страже! Страже!», а в «Движущихся картинках» снимают фильм о золотоискателях из этого же года, а гигантская женщина, за которой гонятся восемь волшебников на старом инвалидном кресле в развязке романа обозначена как «несомненно 57-ая самая странная вещь», которую когда-либо видел Библиотекарь. В «Ногах из глины» в музее гномьего хлеба представлена булка, которой Бхриан Кровавый Топор убил 57 троллей в битве при Кумской долине, автор детской книжки в «Понюшке» написала 57 книг, и 57 же лет составляла карьера отшельника там же… а ещё на иллюстрации с дракончиками, которую художник Пол Кидби нарисовал для «Последнего героя»... правильно, 57 видов милых болотных дракончиков. И это не полный список! Что это значит? Ничего. Или мы никогда не узнаем, что.

Опрятный художник Пол Кидби, главный иллюстратор произведений о Плоском мире с 2001 года, впрочем, наверное, что-то об этом знает, если это, конечно, не совпадение или не массовое безумие. От Пола Кидби сложно ожидать участия в массовом плоскомирном безумии, в отличие от Джоша Кирби, иллюстратора первой половины истории Плоского мира, художника с похожей фамилией, но с совсем иным темпераментом.

Когда Терри Пратчетт нанимал Пола Кидби, он сказал, что выбрал его, потому что Пол первым из всех встреченных автором художников изобразил его героев так, как они выглядели в его собственной голове. Об обложках Джоша Кирби так, наверное, не мог сказать никто: чего стоит классический инцидент с Двацветком на обложке «Цвета волшебства». В книге Пратчетт описывает первого туриста Плоского мира «четырёхглазым», имея в виду лишь то, что у него имеются очки. Но это не помешало Джошу Кирби нарисовать на обложке маленького человечка с четырьмя глазами! Если у вас на полке есть томик «Цвета волшебства» с классической обложкой, как вернётесь домой, обязательно посмотрите. Джош Кирби всегда настаивал на своём: тридцатилетний Ринсвинд все книги о себе щеголял у него длинной седой бородой столетнего старца, а все женщины были большегруды и почти раздеты. «Если у женщины нет огромной груди, то зачем её рисовать!» — говорил Джош Кирби. И всё-таки именно о его безумных, диких и ярких иллюстрациях Терри Пратчетт сказал когда-то: «Я только придумал Плоский мир. Джош Кирби создал его».

Скромный Пол Кидби сменил его в двадцать первом столетии, после смерти Джоша, и иллюстрации новых романов не только начали попадать в образы, какими их видел писатель, но и начали играть в ту же постмодернистскую игру, что и сами книги: от очевидной пародии на «Мону Лизу», взятой непосредственно из текста, до собственных развлечений Пола: Рембрандт на обложке «Ночной стражи», нахальный средний палец старого варвара в «Сотворении Адама» в «Последнем герое», «Американская готика» к «Мрачному жнецу»... «Последний герой» вообще, наверное, самая известная иллюстрированная книга Пратчетта, и их первая большая коллаборация с Полом Кидби. Но интересный факт: на самом деле, первым иллюстрированным романом о Плоском мире был «Фауст Эрик», четвёртая часть приключений Ринсвинда, тогда ещё с рисунками Кирби. Мы не знаем этого, потому что такого издания русскому переводу не досталось, зато мы в России получили вместе с «Эриком» порцию замечательных рассказов.

Другая интересная вещь, которая происходит ровно посередине цикла о Плоском мире — изменение одной из частых формул, вокруг которой Терри строил повествование. Плоский мир известен как фэнтезийный мир, который прямо на глазах читателя в пределах одного века повествования превращается из почти типичного магического Средневековья в технологичное околовикторианское Новое Время с поездами, семафорами и фабриками по производству кондомов. Есть даже энтузиасты, готовые на этом основании записать весь цикл в стимпанк. Мы так делать не будем, но подметим, что Плоский мир не весь свой путь двигался в этом направлении. Если более поздние романы (начиная, наверное, с «Правды») действительно часто отрабатывают последствия позитивного действия прогресса на общество самых обычных людей, то в более ранних, будь это «Движущиеся картинки», или даже «Роковая музыка» из среднего периода, новые идеи, новые возможности — это всегда просто инструмент создания неприятностей, нависающая над обществом или отдельными героями опасность. Сложно вычислить, что именно случилось в голове Терри на рубеже столетий — а если мы проводим эту разделительную черту по роману «Правда», то речь действительно о 2000-м году. Но в результате неё Плоский мир стал именно таким, как мы его теперь помним...

В следующей части мы поговорим о поздних романах Пратчетта, экранизациях его книг, книгах не плоскомирных и его наследии.

Материал подготовлен Алексеем Эльбаррелом для редакции издательства интеллектуальной фантастики fanzon. Изначально статья была прочитана в виде лекции на фестивале Geek Picnic.

Источник: аdtf.ru