Колонка Сергея Оробия

Сергей ОробийСергей Оробий родился и живёт в Благовещенске. Критик, литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического университета.
Автор монографий:
- «"Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского: структура, идеология, контекст» (2010),
- «"Вавилонская башня" Михаила Шишкина: опыт модернизации русской прозы» (2011),
- «Матрица современности: генезис русского романа 2000-х гг.» (2014).
Печатается в бумажных и электронных литературных журналах.

Все, кроме Сталина

«Большая книга» досталась Льву Данилкину, но могла быть вручена любому другому представителю шорт-листа – ничего бы не изменилось. Русская литпремия конца 2010-х – кастальская игра в бисер, потому что отражает реальность, которой нет. «Больше нет "большой" и "единой" литературной среды как единого "пространства внимания", которое

«Большая книга» досталась Льву Данилкину, но могла быть вручена любому другому представителю шорт-листа – ничего бы не изменилось. Русская литпремия конца 2010-х – кастальская игра в бисер, потому что отражает реальность, которой нет. «Больше нет "большой" и "единой" литературной среды как единого "пространства внимания", которое может привлечь одна, назначенная "лучшей", книга», как написала еще в прошлогодних (!) итогах года Евгения Вежлян.

Так было не всегда. Еще лет десять назад премии воспринимались, как демократия по Черчиллю: она несовершенна, но лучше ничего не придумано. На короткое время премии объединяли читателя, автора и издателя: первому интересно, второму почетно, третьему выгодно.

Кроме того, «главная» премия отражает главные заблуждения своего времени. В эпоху Сталинской премии казалось, что литература так и устроена: четкая иерархия, социокультурная вертикаль, жесткая структурированность. 1990-е – «Русский Букер»: и стихийное импортозамещение, и призрак большого нарратива («букеровский роман») отражают ризомность девяностых. Ну а 2000-е – это «Большая книга»: лонг- и шорт-листы («интрига»!), гадание на кофейной гуще премиальных факторов (понравилось/не понравилось, актуально/неактуально...).

В начале 2010-х это еще составляло «литературную жизнь», к концу 2010-х азарт исчез. И кто сейчас вспомнит, что Виктор Топоров еще в год создания «Большой книги» (2005) заметил: она задумана как реинкарнация Сталинской премии по литературе. И предрек ей судьбу недоразумения, ведь и эпоха – не сталинская, и литература не играет прежней роли, и власть ею не интересуется.

Так и вышло. «Большая книга, пользуясь солженицынским словечком, обрежневела. Да вот он, Брежнев, на третьем месте!

Цитируя Топорова, я не оригинален, но неоригинальна и сама русская словесность, из века в век, от Аввакума до Бродского, воспроизводящая сюжет «Встреча Художника и Царя». Как сказано в новом, романе Пелевина: «Увы, русский художник интересен миру только как хуй в плену у ФСБ. От него ждут титанического усилия по свержению режима, шума, вони, звона разбитой посуды, ареста с участием двадцати тяжеловооруженных мусоров и прочей фотогеничной фактуры – но, когда он действительно свободен, идти ему особо некуда». В этом году русская литература осталась с Лениным, но без Сталина.

Автор: Сергей Оробий



Материалы по теме:

Возврат к списку