Интернет-ресурс Lit-ra.info продаётся. Подробности
Интервью

Эдвард Радзинский: Мои книги – не учебники по истории

Эдвард Радзинский: Мои книги – не учебники по истории 18.05.2017

Эдвард Радзинский относится к тому роду людей, которых аршином общим не измерить, и невозможно ограничить никакими жанровыми рамками. Историк по образованию, он прославился как блестящий драматург и сценарист. Недавно он представил публике свою новую книгу «Берегитесь, боги жаждут!», в которой анализирует, сопоставляет и проводит параллели между французской и русской революциями.

- Как появилась эта книга, посвященная двум революциям?

- Занимаясь историей сначала великой французской, а потом русской революции, я неожиданно для себя обнаружил, что они очень похожи. Робеспьер открыл закон – великие революции всегда должны иметь великую кровь. Из книги видно как поразительно похоже, просто до смешного, большевики заимствовали, повторяли один к одному все действия якобинцев. Те рушат памятники – и большевики делают тоже, якобинцы спешат убить короля, тоже происходит и у нас. И даже террор большевики объявляют почти теми же словам, что и якобинцы. Хотя в отличие от них большевики готовились к террору с самого начала. И вот эта зеркальность революций поразила меня самого. Я, конечно, знал, что эти революции очень похожи, но не думал, что до такой степени.

 Кроме внешней стороны, есть и внутренняя. Революция преображает ее участников. Оказывается, люди имеют неисчерпаемые запасы ненависти. В человеческой душе идет постоянная борьба Христа и Антихриста. В повседневной жизни цивилизация держит человека в руках, а во время революций эти ограничения отбрасываются. Революция позволяет топтать гуманизм, жалость, преследую какие-то в высочайшие цели, которые разрешает убивать. Если бы будущему адвокату В.И Ленину, когда он учился в Казанском университете на адвоката, сообщили, что вместо того, чтобы защищать людей, будет бесконечно подписывать указы со словом расстрелять, он бы, наверное, не поверил. Или если бы кто-нибудь сказал Робеспьеру, когда в самом начале революции он был свидетелем на свадьбе своего ближайшего друга Камилла Демулена в кругу прочих знаменитых революционеров, что он всех их отправит на гильотину, я не знаю, что бы он ответил. Но он это сделал.

- Иногда кажется, что далеко не все правильно понимают жанр ваших книг.

- Может быть. Мои книги – не учебники истории. Это биографии знаменитых людей, написанные писателем.И жизнь каждого из них таит множество загадок, которые я разгадываю, исходя из психологии героев, как и положено литератору. К примеру - почему Николай II в 1917 году, неоднократно предупрежденный о заговоре в столице, все-таки отправляется на фронт? После чего и начинается революция. Да, ответы на эти вопросы – мои предположения. Но сделаны они на основании характера последнего русского царя. А пишется этот характер в моей книге на основании документов, автор которых сам царь! С отрочества до последних дней своей жизни Николай II вел дневник. И в его дневнике он сам ведет нас по своей жизни и помогает раскрыть многие тайны. Не догадки, а документы диктуют содержание книг. И здесь литератор уступает место историку… И в главных моих книгах – трилогии Николай-Сталин-Распутин – это прежде всего новые документы.

— Как происходит рождение нового текста?

— Все эти истории записываю в режиме реального времени. Мой принцип — это vision. Я как бы провожу телевизионную съемку событий.

- Знаменитым вас сделал театр. Многие до сих пор ломают головы над тем, почему вы из театра ушли. С чем же это было связано?

- Я решил прекратить заниматься театром, потому что политический театр себя изжил, а нового театра я не видел. То, что публика привыкла видеть на сцене, это была своего рода «гласность в темноте», когда собравшиеся в зрительном зале аплодисментами объяснялись в общей нелюбви к власти. Поэтому режиссеры были настроены на то, что называлось гражданственностью. И сейчас кажутся уморительно наивными почти все эти «острые пьесы», за которые закрывались театры и люди получали инфаркты. Мне казалось тогда, что театр никогда не выпрыгнет из этой самой гражданственности. Мне все это стало неинтересно, я понял, что пора и ушел из театра, наверное, в разгар успеха.

- Когда-то вы говорили, что собираетесь написать книгу о Ленине.

- Да, собираюсь. Я им очень интересуюсь, хотя это и не очень современная фигура, в том смысле, что сегодня он мало кого волнует. Но если вдруг соберутся вынести его тело из мавзолея, наверное, тут же вспыхнет всенародная любовь к Ильичу. Также мне очень интересной для исследования кажется и тема царствования женщин в России. С одной стороны, у нас в стране есть множество пословиц, прибауток унижающих эту замечательную часть человечества. С другой стороны, пять императриц самодержавно правили, при этом у всех сложнейшие любовные истории. Все эти любовные перипетии императриц были очень тягостны и для дам, и для народа, поэтому всех иностранцев интересовал вопрос: как выживает эта империя, имея таких управленцев? Но как-то выживала.

- Также кажется, вы явно не равнодушны и к княжне Таракановой. Чем она вам симпатична?

- В ней есть тайна. Тараканова для меня является воплощением галантного века - века интриги и авантюры. Когда интригой была сама жизнь. Когда события, казавшиеся фантастическими в «Севильском цирюльнике», становились реальностью в истории с алмазным ожерельем королевы Антуанетты. И Тараканова, плоть от плоти XVIII века, захотела сделать реальностью несбыточное: не зная языка, никогда не быв в стране, решила стать Российской императрицей. И вот этот потрясающий блеск времени пленяет.

- Какую роль в вашей жизни играет любовь, женщины. Было ли когда-нибудь так, чтобы стимулом для достижения поставленной задачи была любовь?

- Человек, который не влюблен, ничего написать не сможет. Гёте все время влюблен, постоянно находится в этом потрясающем состоянии опьянения. Опьянением возвышенным и опьянением чувственностью, продолжением которой всегда будет литература. Эта жажда любви плодотворна, потому что, говоря банальной и общеизвестной формулой, сердце поэта всегда разбивается в музыку. Встреча с любовью для каждого пишущего сулит взлет, и я думаю, отсюда эти бесконечные романы людей искусства.

- Да и у вас они тоже были бесконечными?

- Однажды я ехал в поезде и услышал, как где-то рядом очень подробно рассказывали разные сплетни про мою жизнь. И я подумал: «Какая интересная жизнь у этого человека, как он весело и разнообразно живет, какие у него случаются бесконечные романы и, главное, как он удачлив. Как жаль, что это никакого отношения не имеет к моей достаточно скучной, монотонной рабочей жизни». Я решил не прерывать этого человека. Пусть существует этот великолепный обольститель, который так беззаботен и, главное, так весел. Я сам не люблю рассказывать о своей личной жизни. Я думаю, что она, должна быть за занавесом. Для этого у писателя есть книги, в которых он так или иначе исповедуется.

- В вашей книге про Наполеона мне запомнилась одна его фраза: «Я презирал тогда все, что не слава». А про себя могли бы вы так сказать?

- Я настолько погряз в своих планах, идеях,, что какой-то реальной жизнью давно уже не живу. Самое интересное у меня происходит только на бумаге. Нет, у меня очень много потребностей в быту, но никак не доходят руки до их воплощения в реальность. Я являюсь, наверное, самым ленивым по жизни человеком.

- Вы ленивый?

- Да, во всем, что не касается работы. Я сдаю рукописи в одно и то же издательство и никогда не буду заниматься поисками какого-то другого, пусть даже более подходящего. Также было и в театре. Сначала я приносил свои пьесы только к Эфросу, после того как его театр разгромили я перебрался в театр Маяковского и ходил все время туда, потом примерно тоже было в театре Фокина. Я не умею организовать лучшую жизнь, точнее, не умею тратить на это время. Я занимаюсь только тем, что мне поистине интересно, а быт… Это так скучно...

- Вы окончили Историко-архивный институт, но стали не ученым, а писателем, пишущим и фантазирующим на тему истории. Почему?

- Когда я учился на первом курсе, мне показали советского историка. Его первая работа, напечатанная в двадцатых годах, посвященная лидеру кавказских горцев XIX века Шамилю, называлась «Шамиль как вождь национально-освободительного движения на Кавказе». Но при Иосифе Виссарионовиче взгляды переменились, и Шамиль стал считаться агентом империализма, ученый признал свою ошибку. Потом началась война, Сталин поменял взгляды, и Шамиль стал снова считаться лидером освободительного движения, ученый назвал ошибкой то, что он признал свою ошибку. Но в 1949 году этот несчастный Шамиль снова стал агентом империализма, и ученый снова переменил свои убеждения, и теперь его ошибка состояла в том, что он признал ошибкой свою ошибку. Вот краткая биография советских историков: это официанты, которые должны вовремя подавать власти нужное блюдо. Поэтому я сказал себе, что никакого отношения к этой науке я иметь не буду, и стал писателем, пишущим об истории.

- Знакомо ли вам чувство свободы?

- Я ощущал себя по настоящему свободным только месяц, кода перегорел мой компьютер, один из самых первых в Москве. Тогда я писал роман по запискам участников расстрела царской семьи. И все записанное мною в компьютере пропало. И вот на это время я освободился от своих дел и один месяц жил как человек.

 - Вы живете активной творческой жизнью, как будто бы годы над вами не властны. В чем ваш секрет?

 - Да, жизнь моя, действительно, очень насыщена. Например, я столько налетал за этот год, что у меня уже имеется два бесплатных билета. А вообще я считаю, что не стоит ко всему происходящему вокруг относиться слишком серьезно. Глядя вокруг, вы должны все время внутренне улыбаться. Однажды Чаадаев, выслушав о том, что происходит в России, новых законах и порядках, произнес фразу: «Какие они у нас, однако, все шалуны». Поэтому каждый раз, какой-то депутат выдает очередную глупость, не переживайте, относитесь ко всему шутливо, повторяйте слова Чаадаева.

Беседовал Александр Славуцкий

Источник: Книжное обозрение


Комментировать

Возврат к списку